— У меня не зеленые глаза, — возразила Брук.
— А какие же? — удивился Дэнни, заглянув для верности в ее глаза.
— Ореховые, — сообщила Брук.
— Правда? А я-то все время был уверен, что зеленые, — рассмеялся Дэнни Финч. — Видишь, как мало я о тебе знаю. Ну, не может быть, чтобы я так ошибался! — воскликнул он и, поддерживая ее заплаканное лицо за подбородок, принялся внимательно изучать ее глаза. — Они цвета пробивающейся листвы, которую просвечивает закатное солнце, цвета морской лагуны в месте, где воды примыкают к берегу, цвета благородной патины или золотисто-фисташковые с таинственной дымкой. Скажем так для верности: у тебя глаза моего любимого цвета.
Он еще долго продолжал держать ее лицо в своих руках, нежно вытирая слезы со щек, убирая со лба волосы. В молчании они смотрели друг на друга, словно виделись в первый раз. И вновь он стал целовать ее, а она покорно позволяла ему это делать, не стремясь показать свою сопричастность.
Он целовал ее, потому что сам того хотел, и она принимала его ласки.
А после, разняв объятья, он сказал:
— Пора отправляться спать. Завтра очередной рабочий день. Не забывай, что ты теперь моя служащая. Приступаем в восемь.
С этими словами он оставил ее и вышел из комнаты.
— Спасибо за все! — крикнула она ему вслед и уже не могла видеть, как он раздраженно нахмурился.
Вяло ступая отяжелевшими ногами, Брук добралась до спальни. Несколько лет назад, когда Кэлвин стал беззастенчиво изменять ей, Брук решила, что ее личная жизнь не удалась, что только в детях ее единственная отрада. Она и представить не могла, что нескольких страстных поцелуев может оказаться достаточно, чтобы разбудить в ней, усталой и отчаявшейся, сказочное чувство желанности. И как он мог заподозрить ее в тривиальной расчетливости, когда головокружительное влечение объяло их обоих! И если бы не щепетильность Дэнни Финча, в эту ночь могло случиться многое из того, что невозможно было и представить днем...
На часах 9:05. Брук расположилась в собственном кресле, в собственном рабочем кабинете офиса спортивного агентства Дэнни Финча.
Кабинет просторен, рабочий стол почти столь же солиден, как и у самого мистера Финча, и стеллажи заставлены такими же спортивными альманахами, фотоальбомами, коробками с записями футбольных матчей в формате DVD, почти такой же величины плазменный телевизионный экран с круглосуточно транслируемым спортивным кабельным каналом, телефонный аппарат с множеством кнопок и переключателей. Все очень основательно.
Брук вообразила, как будет смотреться этот кабинет, когда на своем рабочем столе она расставит фотографии детишек в стильных рамочках, когда на полке стеллажа появятся милые сердцу безделушки и когда в каком-нибудь неприметном месте она пристроит зеркало. Только тогда это пространство можно будет считать обжитым.