— Ты согласен услышать об этом в далекой перспективе, лишь бы только не сейчас?
— Вовсе нет. Я готов, — твердо произнес Митч.
— Моего отца не стало, когда я училась в старших классах. Мою маму это сильно надломило. Я была поздним ребенком. Долгие годы у них была только любовь друг к другу и вера, что судьба подарит им дитя. Когда я только начала учиться в университете, выяснилось, что у мамы болезнь Альцгеймера. Я оставила учебу. Единственное место, где я могла найти работу, чтобы совмещать ее с уходом за мамой, была Австралийская ассоциация по борьбе с болезнью Альцгеймера. Собственно, оттуда мой опыт аукционных продаж, поскольку проведение благотворительных аукционов приносило значительное облегчение для тех, кого действительно заботило решение проблем ассоциации. В двадцать лет я осталась одна. Совершенно одна. Без денег, без образования, без серьезного профессионального опыта, без помощи, без поддержки. Мне ничего другого не оставалось, кроме как продолжить сотрудничество с ассоциацией. Я не стала упоминать об этом опыте на собеседовании просто потому, что это сопряжено с тяжелыми личными переживаниями. И даже уйдя с постоянного поста в ассоциации, где бы и кем бы я ни работала, в ноябре всегда еду в Сидней, где принимаю участие в организации благотворительного бала по сбору средств в пользу больных болезнью Альцгеймера, а также на финансирование научных программ для решения этой проблемы. Это мой вклад, я делала и буду продолжать делать это в память о маме... Митч, я не пытаюсь заручиться твоим сочувствием...
— Так, прекрати, — резко остановил ее Митч. — Не указывай мне, что думать и что чувствовать. И не смей отказывать мне в праве на сочувствие. Я надеялся, что ты расскажешь все как есть. Хотел понять, что пережил человек, который так отчаянно заявляет о своем праве на самобытность. Я считаю, что чужой опыт не менее важен, чем свой собственный.
Вероника понимающе покивала в ответ.
Митч крепче сжал ее ладонь в своей руке и тихо проговорил:
— Я очень признателен тебе за то, что ты мне рассказала. У меня нет желания казаться своим сотрудникам тираном, лишенным каких-либо чувств.
Вероника благодарно, но скупо улыбнулась в ответ. Одним высказыванием Митч отнес ее к числу прочих сотрудников «Ганновер-Хауса», к числу своих подчиненных. Он был очень великодушен, очень добр. Но между ними лежала пропасть. Рассказать о своей беде он и не подумал. Просто удовлетворил свое любопытство в отношении новой сотрудницы. Не более того.
Она отняла свою руку и выпрямилась.
— Ну, вот, собственно, и все. Спасибо за внимание. Пора и честь знать, — иронически заключила Вероника. — Кристин скажу, что прием был потрясающий, душевный, незабываемый.