Ковбой не теряет сознания при виде черепахи.
II
— Роскошно падаешь!
Я открыл глаза. Лежать на теплом песке было даже приятно. Во рту было влажно, и чувствовался привкус вишневого сока. Черепаха печальными глазами смотрела на меня, рядом с ней на плоском багровом камне стояла красная полулитровая кружка.
Вокруг всё те же пески, барханы, булыжники.
— Выпей ещё, — дружелюбно предложила черепаха.
Это было хорошее предложение, и я его принял. Сел, взял кружку и сделал глоток.
— Почему вишнёвый?
— Потому что красный.
Вот так.
Задаёшь идиотский вопрос, получаешь идиотский ответ.
— Откуда ты взялся?
Теперь, видимо, её очередь задавать вопросы. Интересно, а как она поила меня из кружки?
— Ниоткуда. Я здешний.
Против желания интонация вышла ворчливая, почти сердитая. Дескать, незачем разным черепахообразным субъектам знать, кто я и откуда.
— Ты нездешний, — черепаха говорила почти равнодушно, сообщая мне факт, сомнению не подлежащий.
— С чего ты взяла? — в моей семье не только Никита бывает упрям.
— На тебе белый халат.
— А что, здесь не носят халаты?
— Носят.
— Так в чём же дело?
— Здешние обитатели понятия не имеют о том, как выглядит белый цвет. Зато они прекрасно разбираются во всех оттенках красного.
Я огляделся ещё раз. Красное солнце, красный мир.
Стоп. Как такое возможно? Если солнце красное, то почему халат на мне белый?
III
Ладно, подумал я, пусть это красный мир. Она мне это очень хорошо объяснила. Она даже объяснила мне, что это мир, с которого все начинается. И ещё я понял, что она здесь фигура масштаба значительного. Правда, она не объяснила мне, почему мой халат даже в красном свете остаётся белым. Но что мне до этого? Это знание (и незнание) нисколько не приближает меня к сыну.
— Спасибо, это всё интересно… Я, пожалуй, пойду, — сказал я.
— Я с тобой.
Здрасьте.
— Не стоит, — сказал я. — У тебя, наверное, срочные дела.
— Знаешь, — сказала черепаха медленно, — черепахи живут долго, а я живу довольно долго даже для черепахи.
— Долго, это сколько? — спросил я, не понимая, куда она клонит.
— У людей есть очень подходящее слово — «вечность». Так вот, когда ты живешь целую вечность, то у тебя не бывает срочных дел. Ну или почти не бывает. И потом… я знаю, куда идти.
Ага… а я с ней на ты…
— Куда идти — я и сам знаю… — буркнул я.
— Правда? — сказала черепаха. — Как хорошо, — и отвернулась.
Впрочем, отвернулась — это неточно. Но у меня нет подходящего слова для того, чтобы описать, что она сделала. Черепаха всунула голову внутрь своего панциря, и спустя миг высунула её с противоположной стороны.
Я молчал. Отчасти от некоего ступора, а отчасти оттого, что сказать было нечего. Что тут скажешь?