Вначале власти не позволяли себе беспредела: избить, да еще при свидетелях, в 60-м такое было еще невозможно… Постепенно власти распоясывались и наглели все больше и больше… Стали исключать из институтов. И вот тут-то я порадовался, что я не комсомолец. Ведь как делалось? В первый день исключали из комсомола, на второй приходил полковник с военной кафедры и говорил: «Офицером Советской Армии изгнанный из комсомола быть не может». На третий – исключение из института…»
Первокурсником он женился на студентке МВТУ Наташе, которую знал еще со школы. Сразил с ходу, придя на первое свидание с отцовской трубкой в зубах. Когда через год у них родилась дочь Юлия, они втроем переселись на старую абдуловскую дачу в 50 километрах от Москвы. Юный отец гордился своим мужеством и героизмом: вскакивал в 5 утра, таскал воду, топил печку, собирал в чемодан пеленки и электричкой добирался до Москвы. Перед лекциями в Школе-студии забегал домой, замачивал пеленки, в перерыве между занятиями прибегал (благо училище было в двух шагах от родительского дома), стирал. А большого вечернего перерыва в самый раз хватало, чтобы погладить пеленки. Потом он складывал их в чемодан и возвращался на дачу… А там жена с упреками: «Ну что, нагулялся, отдохнул? А я тут целый день с ребенком…»
«Родители развелись, – рассказывала повзрослевшая Юлия, – когда мне было два года. Но у меня всегда был папа… Я не жила ни с мамой, ни с папой. Они были очень молоды, и каждый пытался устраивать свою личную жизнь. Меня забирала к себе мамина тетушка, которая не имела собственных детей… Но все мое воспитание – это мой отец!»
Укреплению уз молодой семейной пары вряд ли способствовали регулярные ночные посиделки Севиных друзей по «Маяку», «пламенных революционеров» Буковского, Ковшина, Делоне, Галанскова, которые избрали абдуловскую дачу в качестве «конспиративной квартиры», где можно было до рассвета обсуждать свои прожекты по переустройству общества.
«Однажды, – вспоминал Всеволод, – у меня был серьезный разговор с Володей Буковским, я сказал ему: «Я не революционер. Это не мой путь. Я не делаю подлостей, по мере сил помогаю хорошим людям. Я могу прийти на площадь, почитать мои любимые стихи, и мне плевать, что кто-то запретил их печатать. Но заниматься революционной деятельностью – это не мое призвание».
Никого из друзей-диссидентов Абдулов не предал. А когда в начале 70-х КГБ завел уголовное дело на Владимира Буковского и довел его до суда, Всеволод метался по Москве в поисках толкового адвоката, который отважился бы защищать обвиняемого. Просил он об этом, кстати, и Владимира Высоцкого. В конце концов «обменяли хулигана на Луиса Корвалана…».