– Потому что, кроме носа, у меня есть другие части тела, на которых можно потренироваться! И еще потому, что я тебя лишаю комфорта бытового, который тебя так настораживает в себе, а без него ты приходишь к согласию с самим собой. Как говорит мой друг Сенека, жизнь ценится не по длине, а по весу.
– Я тебе делаю предложение!
– Какое?
– Дай руку!
– На! Ну и что?!
– Не поняла? Я у тебя руку попросил!
– А ты не понял? Я тебе ее протянула. А сердце?
– Что мне его просить, когда оно давно у меня…
– В кармане…
– В боковом.
На следующий день мы приехали в загс Краснопресненского района, который расположился в небольшом домике на Хорошевском шоссе. В большой комнате стояло несколько столов, за которыми сидели женщины со взбитыми прическами, алюминиевыми глазами и недобрыми лицами. Мы заполнили бланки, каждому в паспорт поставили отметочку и сказали, что день регистрации брака назначен на 15 декабря в 12. 00.
Мы сели в машину и поехали в Серебряный бор – гулять. Под словом «гулять» подразумевались репетиции «Фигаро» на свежем воздухе. Пока мы ехали, мне представился образ бога Гименея в белой тоге, с пальмовой ветвью, под звуки эпиталамы тут же в воображении появился Мендельсон в блестящих одеждах, перед взором которого в такт его «Свадебного марша» шагали отряды новобрачных. В прозрачных туниках, со спицами и вязаньем в руках, на непонятном языке пели мойры. «Вяжите, вяжите, – торопил их Гименей, – не отвлекайтесь!» Брачный пир – вроде пикника на берегу реки. Мойры полукругом сидят на травке и вяжут. Гименей подходит к одной из них, разглядывает рисунок, падает навзничь и умирает. Наверное, там было вывязано: брак – любви могила.
В те дни мы читали Ключевского о русских: «Андрюша, ты помнишь, как там он пишет: „Наши матросы и солдаты славно умирают в Крыму, но жить здесь никто не умеет“.
Мы вышли из машины и пошли вдоль Москвы-реки.
– Мы не умеем жить. Мы только боремся. У нас в отношениях сплошная анархия, – говорил он, скользя глазами по тонкому льду, образовавшемуся на реке. Мы остановились.
– Ах, какой красивый этюд! – воскликнула я.
– Этюд, Танечка, мне предстоит с мамой, может быть, я даже «славно умру в Крыму».
– Перед битвой с мамой я вдохновлю тебя поэзией, хочешь? Я написала. Называется «Прощание с осенью». Как сегодня.
Последний бал дает мне осень!
Сад вызывающе красив.
И снега выпавшего проседь
К ногам скользит.
Я слышу приближенье ветра,
Твой шепот явственный: мой друг!
И яблок, падающих с веток,
Короткий стук.
– Тюнечка, – спросил Андрей, – чей шепот? Мой?
– Нет, Дрюсечка, извини, это – шепот Божий.