Прошли детские каникулы, «Фигаро» репетировали утром, днем и вечером, а Андрей и ночами, во сне, бормотал свою роль, скатываясь с кровати, поэтому, когда объявили три выходных дня, он, совершенно изможденный, сказал: «Едем на дачу, я смертельно устал».
Дача стоит вся в снегу, расчистили дорожки, затопили камин, и, чтобы переключиться с «Фигаро», я стала читать вслух рассказ Лескова «Чертогов», который захватила с собой из Москвы. Начинался он так: «Это обряд, который можно видеть только в одной Москве, и притом не иначе как при особом счастии и протекции». «Совсем жисти нет», – сказал дядя Илья Федосеевич своему племяннику, это означало, что они пускаются в этот московский обряд под названием «Чертогон». Гуляли до самого рассвета в стиле вальпургиевой ночи – пляски цыган, рубка мебели, «ресторан представлял полнейшее разорение – ни одной драпировки, ни одного целого зеркала, даже потолочная люстра – и та лежала на полу вся в кусках». Когда дошли до момента смазывания колес коляски медом, Андрей «захлебываясь эмоциями» сказал:
– Вот это обряд! Я тоже так хочу гулять! – дочитали почти до конца. Дядя Илья Федосеевич после вальпургиева ночного безобразия стоит в церкви и смиренно заявляет: «Теперь хочу пасть перед Всепетой и в грехах покаяться».
– Какой, однако, диапазон у русского человека! – вскочил Андрей после такого сильного, вызванного Лесковым умственного и душевного возбуждения. Потянулись за рябиновой.
– Это невероятно! Ах, какой русский кич! – восклицал он. – Да-а-а-а, образ Магистра с горящими десятками на Воробьевых горах значительно полинял после этой вещи.
Включил транзистор, видно было, что он сильно заведен и ищет выход. Пили рюмку за рюмкой, подкидывали дрова в камин.
– Раздевайся! – сказал он мне.
– В каком смысле?
– Сейчас увидишь! – и полез на антресоли. С антресолей по одному на пол вылетели четыре валенка 45-го размера.
– Я тебе обещал свадьбу? Сейчас будет! Я порядочный человек. Запомнишь на всю жизнь. Такой свадьбы не было ни у кого. Жениться так жениться! – кричал он уже подшофе.
Я была в точно такой же кондиции, однако поняла его идею. Мы выпили еще по стопке для смелости, я нашла в шкафу Марии Владимировны отдельный ситцевый купальник, который был мне велик размера на три, переоделась, воткнула голые ноги в валенки, Андрей отыскал «семейные» трусы до колена, тоже воткнул ноги в валенки, открыл дверь в сад, поставил на порог транзистор, включил его на полную мощь, и мы выскочили на снег. На землю падали сумерки.
– А-а-а-а-а-а-ааааа! – кричал от холода Андрей. – Я тебе обещал свадьбу – вот она! О-о-о-ой-ой-ой! Свидетель – Лесков!