.
Гендерсон прочитал документ («это полностью фальсифицированное изложение событий», как он позднее назвал его) и заметил: «Предоставим истории рассудить, кто виноват на самом деле». Риббентроп ответил, что «история уже подтвердила факты».
Я стоял на Вильгельмштрассе, напротив рейхсканцелярии, когда по громкоговорителю вдруг сообщили о том, что Англия объявила Германии войну[247]. На улице, залитой солнцем, находилось человек двести пятьдесят, не больше. Они молча и внимательно слушали. Когда диктор кончил читать, никто не проронил ни звука. Люди стояли ошеломленные. Им трудно было осознать, что Гитлер вверг их в мировую войну.
Несмотря на то что был выходной, мальчишки–газетчики продавали экстренный выпуск. Точнее, я заметил, что они раздавали газеты бесплатно. Я взял одну. Это была «Дойче альгемайне цайтунг». Первая страница пестрела заголовками, набранными большими буквами: «Британский ультиматум отклонен», «Англия объявила о том, что находится в состоянии войны с Германией», «Английская нота требует вывода немецких войск на Востоке», «Сегодня фюрер отбывает на фронт».
Заголовок официального отчета, казалось, был просто продиктован Риббентропом: «Меморандум Германии подтверждает вину Англии».
Может, таким легковерным людям, какими были в то время немцы, и казалось, что меморандум что–то подтверждает, но в тот день это не породило враждебности по отношению к англичанам. Когда я проезжал мимо британского посольства, откуда Гендерсон и его сотрудники перебирались в гостиницу «Адлон», находившуюся за углом, я заметил одинокого полицейского у входа. Делать ему было нечего, и он прохаживался туда–сюда.
Французы выжидали немного дольше. Бонне до последнего момента старался выиграть время. Он все еще упорно надеялся, что Муссолини сумеет заключить с Гитлером сделку и это позволит Франции соскочить с крючка. Он даже настаивал, чтобы посол Бельгии убедил короля Леопольда, имевшего влияние на Муссолини, воздействовать на дуче, чтобы тот в свою очередь оказал влияние на Гитлера. Всю субботу 2 сентября он провел в спорах со своим кабинетом, как до этого спорил с британским кабинетом. Он говорил, что обещал Чиано ждать ответа немцев на англо–французское заявление от 1 сентября до полудня 3 сентября и что не может нарушить данное слово. Он даже позвонил по телефону министру иностранных дел Италии, чтобы подтвердить это, но позвонил только в 9 часов вечера 2 сентября. К этому времени предложение дуче о созыве конференции утратило всякий смысл, что Чиано и попытался объяснить. Англичане же оказывали давление на Бонне, принуждая его совместно выдвинуть в полночь ультиматум Берлину.