— Отнюдь. Несколько забавных фактов: — Первое — мы сограждане. Я русский. Второе: — Я тоже, знаете ли, отчасти сочинитель или… как вы это сформулировали — «зачарованный странник».
— Понятно, были у гадалки на Рю Вермель. Узнаю ее терминологию. Что вам от меня надо?
— Я знаю, что Персела Самандрос отдала вам некие письма.
— Интересуетесь письмами Анны? Вот что, господин «зачарованный», давайте начистоту: на кого вы работаете? Ведь если вы россиянин и гоняетесь за необычными, как изволили выразиться, впечатлениями, значит, за эти впечатления хорошо платят. Я знаю одного такого «охотника».
— Согласен с ходом мысли. За нужную информацию платят. Покоем, совестью, иногда жизнью.
— Что вы имеете в виду? — Вера давно забыла про суп. А сердце стучало так, что его удары мог услышать странный собеседник. Что-то надвигалось — что-то чрезвычайно важное.
— Декабрь 1944 года. Анна и Мишель… Вы думаете, они догадывались, чем все это кончится? — спросил мужчина, не пытаясь больше отшучиваться.
— Я не совсем понимаю…
Мужчина достал из сумки фотоаппарат.
— «Лейка» 1943 года выпуска. Приобрел в антикварном магазине. Отличная немецкая камера, с него скопировали наш незабываемый «Зоркий». Уверены, что этот предмет вам ни о чем не говорит?
— Уверена, что суп я уже не доем. Пойдемте. Я живу за углом. Временно. Такое впечатление, что разговор затянется. Как и дождь.
Они вышли на улицу.
— У меня есть зонт. А вы, похоже, зонтами пренебрегаете. Кстати, меня зовут Глеб, — донжуан раскрыл зонтик над головой Анны.
— Только не обольщайтесь — грабить у меня нечего.
…Вера зажгла кривоногий дряхлый торшер, включила чайник и доложила нерешительно остановившемуся в дверях гостю: — Я здесь не живу. Я здесь работаю. Продаю настенное вдохновенье. Кофе у меня растворимый, чай в пакетиках. Как видите, обстановка творческая. Можете сесть вон на ту козетку — она драная, но крепкая. Кресло совсем старенькое, вас не выдержит.
— Сесть на это? Попытаюсь, — Глеб, с сомнением пододвинул к столу изящно изогнутый диванчик, осторожно сел, осмотрелся: — Н-да… Пустовато…
— Что вы имеете в виду?
— Обычно напряженность творческого процесса определяется количеством пустых бутылок… Боже избавь! На вас я не намекаю. Видно же, что вы трезвенница. Вернее — не злоупотребляете. Я, знаете, то же, пью только по случаю.
Вера разлила в чашки кипяток: — Творческий процесс пока не идет, вы верно заметили. А пью я в основном чай. Вам кофе? Мы играем на моем поле и первый вопрос мой: — откуда вам так много известно? Ведь я это все придумала! Их встречи, их любовь, даже белый шиповник. Вы нашли способ проникать в чужие мысли или в мое отсутствие стащили записи из диктофона? Впрочем, если вы