— А это и есть Венский лес, — показала я на темнеющие внизу кроны могучих деревьев.
— Как? Тот самый? — Он просвистел первые такты известного вальса, того, что в фаэтоне, несущемся по голливудскому павильону, насвистывал Шани в старом фильме «Большой вальс». Свистел Майкл классно и на нас с улыбками засмотрелись толпящиеся у парапета туристы.
— А еще деньги занимаешь! Мог бы хорошо зарабатывать, лентяй! Здесь принято петь и играть на улицах.
— Заметил. В переходах метро. Я не смог бросить этим мальчишкам мелочь. Они, вероятно, студенты консерватории.
— Ага, коммунистическая гордыня. Ты побоялся обидеть их честным заработком.
— Нет, мизерным. Как всю жизнь оскорбляли меня.
— Смотри! — Показала я на латунную табличку. — Смотри, о чем здесь сообщают: «На этом месте тайна снов открылась Зигмунду Фрейду».
— Знаешь, — Майкл поднял лицо к темному небу. — Однажды кто-то привинтит табличку на Белой башне в Вальдсбрунне… Не спрашивай, что будет на ней. Не знаю.
Он знал! Честное слово — знал! Тогда я поняла это и мурашки пробежали по моей спине…
На вершине холма мы нашли чудесный хойриген, что означает «вино этого года» и представляет собой незатейливый ресторанчик в сельском стиле, угощающий молодым вином. Деревянные столы под только что отцветшими яблонями, запах наливающихся соком трав, огромное — зеленоватое на востоке и шафранное к западу небо, дешевое вино в кувшине и деревенская закуска.
Майкл казался усталым, оглядывая окружающие просторы с грустью человека, проездом навестившего родные места. В рубахе с открытым воротом, с наброшенным на плечи тонким светлым пуловером, он выглядел помолодевшим и совсем европейцем. Поблескивающие металлической оправой очки, тонкие сильные кисти, барабанящие по голым доскам стола и пристальный взгляд исподлобья. Мой спутник нравился мне, тревожа любопытство.
Только теперь я поняла, что провела в универмаге два часа не из родственных чувств или абстрактного человеколюбия. Я одевала Майкла для себя, чтобы смотреть на него вот так — с чувством удовлетворенного женского тщеславия. А еще — на зло Солу и его «фирме», ожидавших увидеть рядом со мной Квазимодо или жалкого старика.
— Ты так странно смотришь, Дикси. Решаешь, на кого я больше похож — на Пьера Ришара или Мастрояни?
— Это давно ясно: на Дастина Хоффмана, к которому я неравнодушна. — Я тронула его за руку, но он тут же убрал ее под стол.
— Кажется, дядюшка из Москвы здорово проголодался.
Накормить! Как же я не сообразила.
Я диктовала и диктовала названия блюд полненькой девушке в национальном костюме, уставшей и все время путавшейся. Но совсем скоро наш стол покрылся закусками. К сожалению, ничего серьезного здесь не готовили. Холодный язык, паштеты, заливное, салаты, мясные рулеты, холодная телятина, сыр и, конечно, графин белого вина.