— Ах, знаю, знаю! — Он весело захлопал в ладоши. — Наша скромница-сиделка сегодня вовсе не прислуга. Она — примадонна! Отлично, сейчас устроим концерт!
Вытащив упирающуюся Настю на террасу, Вольдемар сел за рояль и ударил по клавишам, устанавливая тишину. — Прошу внимания, господа! Яркую лампу на сцену, мадам Розалию на ее рабочее место. Неплохо было бы и синьора «Гамбринуса» отыскать. Ему за три вечера папа заплатил.
К сыну тут же подошла Софья Давыдовна:
— Что ты задумал, мальчик? Может, прочтешь нам стихи?
— О нет! Сейчас нас будет развлекать мамзель Анастаси! Отличная певица, если кто-то еще не знает. Бельканто… — Нелепо взмахнув руками, Вольдемар едва не свалился со ступеней.
Изобразив улыбку, Лихвицкая усадила сына в кресло и велела лакею принести крепкий кофе. Явились скрипач и пианистка. Откуда-то вышел, взял оробевшую Настю за руку и вывел ее из тени в яркий свет сам Яков Ильич Лихвицкий.
— Многие знают нашу воспитанницу, Анастасию Климову, выросшую вместе с Зизи. Вчера наши барышни пели дуэтом. Сейчас мадемуазель Стаси порадует нас своим чудесным пением, — объявил он и обратился к Насте, — Что ты нам споешь. дорогая?
Пожав плечами, Настя вопросительно посмотрела на барина. Она могла спеть все что угодно. Вот только не знала, хорошо ли это будет для других — сама она получала от пения ни с чем не сравнимое удовольствие. Преподавательница музыки, учившая Зосю, сразу же обнаружила у Насти прекрасный слух и природную постановку голоса. Разучивая какие-то мелодии, она просила Настю напевать их — Зося лучше запоминала с голоса. Настя быстро и правильно подхватывала любые музыкальные фразы. Она боялась лишь одного — не совладать с рвущимся наружу мощным звуком. Это было бы не пение, а крик, и она всячески старалась приглушать голос.
Повзрослев, Настя как-то попробовала запеть как душа просит — во всю мощь. Они ехали на телеге из города в Люстдорф с ящиками закупленных деликатесов — Настя и глуховатый кучер Петр Герасимович. Запела Настя первое, что пришло в голову — «Жаворонка» — увидав вьющуюся в небесах птицу. И была сражена радостью исторжения звонкого, чистого, послушного ей звука. Будто на скрипке играла или в свирель дудела — но так легко и искусно, что даже Петр Герасимович опешил.
— То ли это Настасья песню затеяла, индо послышалось с неба райское пение? — Повернул он к девушке седую, увязанную бабьими платками голову.
— Индо послышалось. — Отрезала Настя и больше на людях во всю мощь петь не решалась.
…— Я романс спою. «Гори-гори, моя звезда». Знаю, знаю, Розалия Моисеевна, что это для мужского исполнения. Я низко возьму.