— Изложу свое требование очень коротко — мне необходимы деньги, немедля, в долг. Уверена: то, что вы сделали со мной и с мамой, оплачивается куда большим штрафом. Но винить и карать вас — не моя задача.
Яков Ильич неожиданно для себя покраснел, этого не случалось с ним с гимназических лет. Он вспомнил письмо, которое его супруга заставила написать выгнанную из дома воспитанницу. Письмо к Зосе — наглое, злое, заявлявшее о том. что хромая калека не помешала Насте соблазнить Алексея Ярвинцева, а теперь — отбыть с новым любовником в дальние края на поиски приключений. Зося проплакала целый день и все твердила, теребя измятый листок письма: «Не может быть… не может быть…»
Лихвицкий открыл ящик письменного стола и, достав портмоне, послушно отсчитал купюры и ласково посмотрел на просительницу:
— Может, мы сумеем с вами решить наши дела иным образом? Я не жаден — содержание выделю щедрое…
— Вы мерзки мне, господин Лихвицкий! — Брезгливо поморщилась Анастасия, забрав деньги.
— Надеюсь, вы больше не явитесь в этот дом с подобными требованиями? И даже без оных? — Метнул ястребиный взгляд Яков Ильич.
— Я покидаю город и, возможно, навсегда.
— В таком случае, будем считать, что мы с вами не виделись. Фома не проболтается. Жена с дочерью лечатся в Швейцарии. Вольдемар ныне — студент Петербургского университета. — Надменно отчеканил Яков Ильич.
— Рада процветанию семейства Лихвицких — людей добродетельных и милосердных. За деньги не благодарю, через месяц сумма вернется к вам. — Она встала и с грустью посмотрела на Якова Ильича.
Он на секунду испугался, что дерзкая девчонка плюнет ему в лицо или выкинет что-нибудь оскорбительное. Но гостья. резко повернувшись, вышла из комнаты, и что-то похожее на обиду сжало сердце Лихвицкого: неудачно сложилась вся эта история. Нищая тварь — и от барского содержания отказывается. А ведь как хороша! Как могла бы радовать и услаждать…
Лихвицкий достал из тайничка бутылку коньяка и, покосившись на часы, с отвращением налил себе полную рюмку — в такую рань ему еще пить не приходилось.
…Настасья Климова сняла номер в привокзальной гостинице для проезжего простого люда, потом внимательно изучила расписание поездов и просидела у окна своей комнаты, наблюдая за оживленной площадью. Заметив внизу щуплую даму, одетую с достоинством гувернантки, спустилась вниз и заговорила с ней по-французски. Женщина удивилась, уставившись на простолюдинку через поблескивающие стекла пенсне.
— Прошу прощения, мадам. Я вынуждена соблюдать этот маскарад — мне пришлось покинуть дом мачехи. чтобы соединиться с любимым. Я в отчаянии — воришки стащили мой чемодан, в таком виде я не могу путешествовать. — На ресницах девушки, так бойко говорившей по-французски, заблестели слезы, в ее манерах угадывалась смесь отчаяния с благородной гордостью.