— Что это с тобой сегодня? — спросила Екатерина Тимофеевна.
— Что ж, я тебе на улице объяснять буду? К себе, может, пригласишь?
Через полчаса они сидели, и перед ними стыл налитый в чашки чай.
— …Да что ты уж больно-то расстраиваешься?.. Первый раз, что ли, ссоритесь? Придет.
— Нет, не придет. А придет, сама не пущу. Эх, Катя, если бы ты знала!.. Как я сейчас Альке позавидовала! Ни одного порядочного парня на мою жизнь не пришлось. Или уж я без рук, без ног, или уж дура непролазная?
— Есть немного, — честно сказала Екатерина Тимофеевна. — Только и Альке ты не завидуй: покрутятся-покрутятся, тем, я уверена, дело и кончится. У Женьки поинтереснее девчата есть…
Дуська покачала головой.
— Отвыкла ты, Катерина, от любви. Поэтому и различить не можешь, где всерьез, а где понарошку… — И после долгой паузы попросила: — Катя, помоги мне…
Екатерина Тимофеевна слушала, и губы ее сжимались все плотнее и плотнее. Дуська просила помочь ей ребенка из детского дома на воспитание взять. Чтобы дали завком и дирекция характеристику, по которой доверили бы ей ребенка.
— Мне бы мальчика, так годочков двух… Воспитаю, будет и у меня сынок.
— Нет! — вдруг сказала Екатерина Тимофеевна.
— Почему ж нет? — упал голос у Дуськи.
— А потому… Тебе, Евдокия, сынка-то лет под тридцать надо. А мать из тебя не выйдет. Собственной головой управлять не научилась и хочешь, чтобы тебе живую душу под команду отдали. Игрушечку мечтаешь завести.
Екатерина Тимофеевна говорила обидные вещи, но Дуська на этот раз не смела обижаться.
— Кать, ведь мне уж тридцать третий… Шутишь! Жизни никакой нет, одна кругом… Не веришь ты мне?
— Не верю, — твердо сказала Екатерина Тимофеевна.
В этот вечер ей хотелось быть жестокой, и в первый раз чужая беда ее не взволновала.
…Всегда быстрая на ногу, Дуська тихо шла по темной улице, как по незнакомой дороге. Она прятала лицо, с которого слезы смыли пудру, в стоячий меховой воротничок шубки, отливающей серебром при свете ночных фонарей. Она подошла к своему дому; окна в нем почти все светились, а на лестнице слышно было, как поют «Эх ты, сад, ты мой сад!»…
На третьем этаже с подоконника навстречу Дуське поднялся Жорка, угрюмо улыбаясь.
— С Женским днем поздравить пришел, а тебя где-то носит…
Он ждал одного из двух: или она накинется плаксиво, с выкриком, с шумными упреками, или будет безвольно лопотать: «Жор, ей-богу, обижаешь ты меня… Сколько можно терпеть?..»
Но не последовало ни того, ни другого. Дуська не спеша достала из сумочки ключ (а не помаду и зеркальце, которые она сразу хватала, завидев своего возлюбленного), открыла входную дверь и тут же, не дав Жорке шагнуть вперед, быстро захлопнула ее и звякнула задвижкой.