– Почему, мам?
Если честно, он и сам так думал. Конечно, Ковригин во время визита к нему не был до конца откровенен со следствием в лице Рыкова Олега Ивановича. Что-то промямлил насчет своего алиби. Рыков в тот момент сделал вид, что отвлекся, но на заметку его слова взял. И выяснит он все, непременно выяснит. Но… да, пожалуй, мелковат Ковригин для заказа такого масштаба. Мелковат, жидковат, трусоват. В его биографии Рыков не нашел, сколько ни старался, ни единого темного пятнышка. Ну, ни такусенького! Просто безупречный малый!
Рыков не верил безупречным, приятным в общении людям с хорошими манерами. Считал их либо лжецами, притворщиками, получившими великолепное воспитание. Либо трусами, загнавшими самих себя в жесткие, строгие рамки. Либо людьми, вынашивающими какие-то страшные планы и затаившимися до поры.
Ковригина он причислял скорее ко второй категории. К категории трусов. Он боялся, по мнению Рыкова, всех и вся. Боялся обидеть жену, боялся своих влиятельных тестя и тещу. Боялся оказаться в нелепом положении. Боялся, что его кто-нибудь начнет высмеивать, а потом станет указывать на него пальцем.
– Да, он не борец, мам, не могу с тобой в этом не согласиться. Но вот понятие порядочности…
Он подвел мать к обеденному столу, накрытому льняной скатертью в крупную, белую с синим, клетку. Бережно усадил ее на стул. Пододвинул к ней пепельницу. Мать, невзирая на запреты врачей и свой преклонный возраст, дымила как паровоз. И бросать не собиралась, всегда имея под рукой пример его отца, не пившего и не курившего никогда и умершего от инсульта в сорок девять лет.
– А что с порядочностью? – догадливо блеснула глазами мать из-под очков.
– Быть порядочным и быть удобным для всех невозможно, мам, ты же знаешь. Порядочность – это же непримиримость со многими проявлениями зла, властвующими теперь в мире. Когда-то, где-то, но все же пришлось бы господину Ковригину с кем-то повздорить, поспорить, не согласиться. А у него… Абсолютно девственно чистый лист в плане конфликтных ситуаций.
Олег сел напротив матери за стол, пододвинул к себе тарелку с хлебом.
– Прекрати кусочничать, Олег! – тут же прикрикнула на него мать. – Курица уже почти готова, да, Ариша?
Ариша – молчаливая женщина средних лет – молча кивнула и принялась ловко накладывать еду в тарелки. Сначала она обслужила свою родственницу, по совместительству – хозяйку. Поставила на стол глубокую салатницу, полную помидоров, тарелку с рассыпчатой картошкой, присыпанной укропом – мадам Рыкова любила есть именно так картошку, и чтобы без всякого соуса или масла. Поставила рядом тарелку с жареной курицей. Потом тот же набор блюд Ариша расставила перед Олегом.