Не хватало еще, чтобы к вечеру оба дачных поселка гудели, как пасека! Только дай волю, и незнакомую девицу объявят киллером, а то и маньячкой. Доказывать этим дачным жительницам очевидное бесполезно – если бы девица вынашивала злой умысел в отношении супругов Иванцовых и имела, что еще более невероятно, ствол при себе, вряд ли бы стала она тут открыто блуждать и обнаруживать себя. Она бы прокралась, как мышка! И дорогу бы точно знала!
Но тем не менее девицу эту найти следует. Она может оказаться бесценным свидетелем. Время, когда она искала дом погибших, как раз совпадает с моментом их смерти. Может, она их еще живыми успела застать? Может, видела, как от них кто-то выходит? Возможно все, что угодно. Главное – найти ее.
– …Вы мне ее описать сумеете? И не только мне, а еще художнику, которого мы пригласили специально для беседы с вами?
Олег – уже двумя днями позже – беседовал с торговкой рассадой в своем кабинете. Вызвал ее на пятницу, а она явилась во вторник.
– Не усидела, уж простите, – покаялась она. – Больно любопытно…
Хорошо, хоть звонком его предупредила, что во вторник и явится. Олег успел с художником связаться.
– Итак… Приступим…
Девица по описанию выходила симпатичной. Высокая, стройная, худощавая, но грудастая.
– Во какие у ней титьки! – ужасалась женщина, оттягивая далеко вперед свое платье на груди. – Но сама – худая! Скулы высокие, стрижка средней длины, за уши она все волосы заправляла, волосы пегие какие-то, не поймешь, что за цвет.
– Может, русые?
– Да, да, наверное. Глаза голубоватые или серые. Не особо-то я в них заглядывала, но не карие, точно. Губы полные.
– Нос? – художник водил по листу бумаги карандашом.
– Нос? Носик аккуратненький, хороший нос. Ушки тоже аккуратные. Так, с виду-то она неплохая девка. В брюках была модных, в кофточке светленькой, с сумкой.
– Сумка большая?
– Нормальная. Не хозяйственная, конечно. Но такая… Молодежь в такую теперь все что хочет запихнет.
– У нее была сумка… набита чем-то?
– Что-то было у нее там, – задумалась женщина, из-за плеча художника рассматривая нарисованное лицо. – Что-то она все тискала и тискала там. Будто уронить боялась или потерять.
Ствол?! Рыков напрягся.
Может, зря он девчонку так сразу со счетов списывает? Может, она-то как раз и есть убийца?
– Тяжелое? В сумке было что-то тяжелое, нет?
– Нет. Угловатое какое-то, будто коробка. Но не тяжелое, она, когда пошла от автобуса, сумкой той мотала. Тяжелой-то не больно помотаешь. Я вот когда рассаду везу, корней на сто пятьдесят-двести…
Портрет был окончен лишь через три часа. Женщина измотала все нервы и Рыкову, и художнику. Тот на перекур за последний час через каждые десять минут отпрашивался.