– Вадик, извини, я не одна. Уходи, пожалуйста.
– Ну да, с Никиткой. Но я его отец, в конце кон… – Вадик осекся и изменился в лице. – Не одна?! Сейчас я разделаюсь с твоим козлом, твою мать.
Отшвырнул букет в сторону, разбежался, ударил плечом в дверь. Дверь распахнулась, Вадик влетел в комнату, и едва не упал. Перед ним стоял главврач Жарковский в пижамных брюках и майке. Волосатая грудь вздымалась от негодования:
– Ты чего расшумелся, щенок? Ксения тебе ясно сказала, что она не одна, что не желает тебя видеть. Мне что, охрану вызвать – или по доброму уйдешь?
Вадик не верил своим глазам. Сколько раз он ревновал Ксению ко всем подряд, подозревал ее в измене, но ни разу не застал с кем-либо, вот так, что называется, с поличным. И не мог бы застать, потому что Ксения никогда не изменяла мужу, пока жила с ним. Вадик в растерянности чесал свой подбородок. Оба среднего роста, оба пузатенькие, мужчины стояли друг против друга, выпятив грудь. Вадик был почти в два раза моложе Виктора Эдуардовича и крепче физически, но на стороне главврача была иная сила. За ним чувствовались не только сильные руки охранников, но и уверенность человека, занимающего высокое положение. Ксения сидела в сторонке. Она знала, что Вадик ей больше не страшен. Он трус и никогда не пойдет против человека, имеющего вес в обществе.
– О-кей. Я отдаю вам Ксению. Я подаю на развод, к чертовой матери. Мне не нужна такая жена. Но сына я вам не отдам! Никитка, просыпайся! Папа пришел!
Но Жарковский минутой раньше нажал кнопку тревоги, и два сильных молодца уже стояли в дверях, готовые схватить Вадика и скрутить ему руки. Увидев их, Вадик затих и сделал шаг к выходу. Он не хотел повторения скандала, случившегося неделей ранее. Слава богу, Алине тогда удалось замять это дело и с помощью денег заткнуть всем рты. Тихо бурча под нос ругательства, Вадик ретировался.
Ксения, виновато сложила руки на коленях и, опустив глаза, молча сидела на кровати. Сейчас она была вдвойне унижена. Но Жарковский, напротив, чувствовал себя на коне. Он не боялся слухов и сплетен. В его возрасте связь с молодой женщиной только поддерживала реноме. Кроме того, лай этой моськи, этого отвергнутого муженька, пугал Ксению, а, значит, делал более зависимой от него. Жарковский знал: сейчас грубости этого мужика он должен противопоставить утонченную интеллигентность. Главврач подошел к Ксении, накинул ей на плечи брошенное на кровати махровое полотенце. Погладил по голове:
– Я пойду, Ксюша. Тебе надо прийти в себя после выходки этого болвана. Ложись спать или посмотри по телевизору что-нибудь спокойненькое. Доброй ночи, – Жарковский по отечески поцеловал Ксению в макушку и вышел из ее номера.