Да нет же, Тибби, нет, это мне вовсе не привиделось. Я и не думала спать. И привидеться мне такое не могло. Прямо передо мной сидел Нечистый, хвостатый такой, рожи корчит, ухмыляется, а сам зубы выставил и щелкает ими, точно хочет меня зацапать и утащить в преисподнюю. Ты меня знаешь, Тибби, я не из робкого десятка, но тут у меня вся кровь в жилах застыла. Ни вздохнуть, ни охнуть, ни крикнуть не могу, где уж тут прошептать молитву. Я просто лежала, как мертвец, и смотрела на Проклятого, а он глазел на меня.
Потом он как подпрыгнет и ну скакать у меня на груди, точно я не человек, а пони. Прямо скажу тебе, Тибби: если раньше я дохнуть не могла, так тут из меня и вовсе последний дух вышел. Нечистый схватил меня обеими лапищами за косы и ну трясти мою голову, точно бидон с молоком. И уж так-то он выплясывал, такие фортели выделывал, что из меня и дух вон. А от самого искры во все стороны так и сыплются. Ну и испугалась же я, моя хорошая, у меня вся кожа гусем пошла. А Нечистому, видно, только того и надо было: уж он и прыгал, и рожи-то корчил, и хвостом перед моим носом махал, и парик с меня стянул и — стыдно сказать — сорочку на спине изодрал.
О Господи, если б у меня хоть хватило разума сказать против него заклинание, но куда там — совсем ума решилась. Я только и прохрипела, точно у меня кляп во рту был: „Изыди, Сатана, изыди вон!“
Хоть и очень тихо я это сказала, а все-таки, должно быть, слова мои остановили Нечистого. Он вдруг перестал прядать, осклабился и выхватил мои зубы из стакана с водой, что стоит у меня в изголовье. Потом — вот, ей-богу, не вру, как перед лицом Создателя, — поднялся он во весь рост на кровати и ну выделывать всякие штуки с моими зубами: то сунет их в рот, то вытащит оттуда.
Говорю тебе, Тибби, это, наверно, меня и спасло. Как увидела я, что эта Мразь проделывает с моей двойной золотой челюстью, кровь у меня вскипела, стряхнула я с себя всю эту муть, села на постели и погрозила ему кулаком. „Ах ты, Мразь ты эдакая! — крикнула я. — Господь упрячет тебя назад в преисподнюю!“
Только он услышал имя Всевышнего — ну не мог же он испугаться моего кулака, — он как завизжит: вы бы, дорогая моя, от этого визга тут же окачурились. Да как бросится с криком и воем с постели. К счастью, я оставила дверь приоткрытой на цепочке: ночь была теплая, и мне хотелось немножко подышать свежим воздухом. Он в эту дверь-то и вышел, а за ним адский пламень взвился; а я лежала, вся тряслась и только благодарила Провидение, что оно так милосердно спасло меня. Целую минуту я ни рукой, ни ногой не могла пошевельнуть. А когда я, наконец, встала, зажгла газ и принялась благодарить Небо за то, что осталась цела и невредима, я увидела — Господи, спаси и помилуй! — я увидела — Господи, помоги мне пережить это! — я увидела, знаете что? То, что наделал этот Окаянный.