Атмосферу внезапно возникшей грусти нарушил Птолемей:
— Что-то я проголодался. А не пойти ли нам в харчевню Эвпита поесть куропаток на вертеле?
— Да, да! — откликнулись все.
— Платит Евмен! — крикнул Гефестион.
— Да, да, платит Евмен! — дружно подхватили все, включая царя.
Спустя мгновение храм снова опустел, и лишь раздавался топот копыт, который тоже скоро затих в ночи.
***
В это самое время вдали оттуда, во дворце в Бутроте на обрыве у моря, Клеопатра открыла дверь своей спальни и обняла мужа. Траур, предписанный молодой жене, закончился.
Царя молоссов сопровождали одетые в белое девушки, которые несли зажженные факелы, символ пылкой любви. Они провели его по лестнице до смежной комнаты. Одна из них сняла с него белоснежный плащ и легонько толкнула створку двери. Потом, все вместе, они удалились по коридору, легкие, как ночные бабочки.
Александр увидел золотистый свет, трепетно падавший на мягкие, как морская пена, волосы: Клеопатра. Он помнил робкую девочку, которая столько раз тайком наблюдала за ним во дворце в Пелле, а потом убегала на резвых ножках, если он оборачивался и видел ее. За ней ухаживали две служанки: одна расчесывала волосы, а другая развязала пояс свадебного пеплоса и расстегнула пряжки из золота и янтаря, покрывавшие белые, как слоновая кость, плечи. И девушка обернулась к двери, облаченная лишь в свет от лампы.
Муж вошел в дверь и приблизился, чтобы полюбоваться красотой ее тела, чтобы опьянеть от света, который излучало это неземное лицо. Она задержала на нем свой пламенный взгляд, не опуская длинных влажных ресниц: в этот момент в ее глазах сверкала дикая сила Олимпиады и фантастический пыл Александра, и царь, околдованный этими чарами, заключил ее в объятия.
Он нежно погладил ее лицо и грудь.
— Моя жена, моя богиня… Сколько бессонных ночей я провел в этом доме, мечтая о твоих медовых устах и твоем лоне. Сколько ночей…
Его рука скользнула по ее мягкому животу, по покрытому легким пушком лобку. Прижимая Клеопатру к себе, он уложил ее на ложе.
Александр открыл свежие губы жены огненным поцелуем, и она ответила с той же страстью, и, овладев ею, он понял, что она не была девственна, что другие уже владели ею до него, но это не ослабило его пыла. Александр продолжал наслаждаться объятиями Клеопатры, ее душистой кожей, погрузив лицо в мягкое облако волос, ища губами ее шею, ее плечи, ее несравненную грудь.
Он ощущал, что лежит с богиней, а ни один смертный не смеет ничего требовать у богини; он может лишь быть благодарным за то, что получает.
В конце концов, изнеможенный, Александр лег рядом, а огоньки ламп погасли один за другим, впустив в комнату опаловый полумрак лунной ночи.