Я читал. На самом деле умеет. "Осень. Унылая пора, очей очарованье... Поэту вольно было совмещать два взаимоисключающих понятия. Но цифры однозначны, они не допускают двоякого толкования. Проанализируем, попробуем определить, что же получается на пороге осени у работников комбината. Унылая пора? Или очей очарованье?.." Да, умеет Селихов. Но раз уж он в материале поэта упоминает, то и сам, может быть, грешен? И стишки про снег в сентябре - его?
- Да что я, в конце концов! Своих сотрудников не знаю?! - это Ю. А. Дробышев поглаживает себя, пусть неосознанно, по своему своеобразному самолюбию. Все-таки на данном этапе он - и. о. редактора. И пусть этап этот продолжается пока недолго, но все же... Чувствует он себя неплохо. А чтобы и впредь так же себя чувствовать, рубрику "Фельетон" пока из газеты исключил - как подшивка показала. А с Гатаевым, наверно, дружески беседовал не раз, объяснял специфику момента, увещевал не торопиться, семь раз проверить... Дружески так... Все же как-никак семь лет за одной партой и так далее... Ну что же! Спокойно жить не запретишь. И либо мне кажется, либо я догадываюсь, почему Ю. А. Дробышев столь охотно пускается в воспоминания. "Поезд ушел", Гатаев со своими делами принципа уже не будоражит. Никаких хлопот... Впрочем, это снова мои домыслы. Это не факт, как говорит Куртов, который намылил бы мне шею за "мешанину"...
А Бурилов показался очень забавным. Все разошлись, а он за своей "Эрикой" стучит. Стихи? Точно!.. Ему очень хотелось выглядеть респектабельно. И, как всегда в таких случаях, получалось наоборот. Пиджак и цветастая рубашка велики - шея торчит из ворота чайной ложкой в стакане. ("Лирика!" - суровый Куртов!) Зато это были настоящие блайзер и батник. Манжеты батника прятались в рукавах блайзера, но поминутно вытягивались владельцем наружу (не пропадать же таким запонкам!). На подбородке росла колючая проволока, грозящая перерасти в жидкую бородку. А волосы старательно зачесаны с затылка на лоб, "Внутренний заем" - так это называется. Лысеет уже поэт Бурилов. Тяжек путь творческой личности. Где-то мне попадалось: "Поэт не должен быть ни толстым и ни лысым. Красавцем должен быть! И в этом главный смысл!"
Я кладу перед красавцем листик и спрашиваю, не он ли это потерял. Он говорит:
- Опять тепло подземных... Ага! Мои! - И вопрошает взглядом.
- Есть что-то общее с Рождественским, - говорю я, нагло льстя.
- Это что! - воссиял Бурилов. - Это еще не доведено до кондиции! Вот "Волосы" - на самом деле. Читали? - Он вытягивает из стола стопку вырезок и тщательно-небрежно пододвигает "Волосы".