— Кажется, я не очень понравился твоей маме! — усмехнулся он.
— Похоже, — поддержала его она, — что и впрямь не очень. Но главное — ты нравишься мне.
Он приподнял ее подбородок пальцем и поцеловал ее.
— А я надеялся на нечто большее, чем просто понравиться тебе…
— Ты мне гораздо, гораздо больше чем нравишься.
— Я буду думать об этом, пока ты не вернешься ко мне. — Он снова посмотрел на Джозефину, которая стояла у окна, повернувшись к ним спиной. — А если серьезно, с твоей матушкой оказалось посложнее, чем я предполагал…
Симона молча пожала плечами. Блю так же молча дотронулся до ее щеки и вышел из комнаты.
— Гони его прочь, Симона, — произнесла Джозефина, когда дверь за Блю закрылась. — Тебе он не нужен.
— Не прогоню. — Голос Симоны звучал с решительностью, пугающей ее саму. — Я его люблю.
— Тебе мало одного неудачного замужества? — произнесла Джозефина таким тоном, будто Симона была капризным ребенком, а не тридцатидвухлетней женщиной.
— На этот раз замужество будет удачным. Я это знаю.
С минуту Джозефина пристально смотрела на нее, затем отвернулась. Руки ее слегка дрожали, чего раньше Симоне никогда не приходилось замечать.
— Значит, — произнесла наконец мать, — ты так ничему и не научилась? Ни после того, как ушел твой отец, ни когда сбежал твой брат, ни когда тебя бросил муж? И я не могу ничего сделать, чтобы изменить твое решение?
— Ничего.
— Понятно. — Джозефина прошла к дивану, на котором недавно сидела, и взяла с него свою сумочку. — И из «Анджаны» ты тоже, как я поняла, уходишь?
— Да. Но не из-за Блю. Я все равно бы не прижилась там — это не мой мир. Я честно пыталась быть такой, как ты, мама, я хотела, чтобы «Анджана» стала для меня тем, чем она является для тебя… но, видимо, я все-таки не такая.
Джозефина стояла неподвижно, как статуя.
— Я люблю тебя, мама. Я хочу, чтобы ты благословила нас… Пожалуйста…
На секунду Симоне показалось, что взгляд матери немного потеплел, но уже в следующее мгновение перед ней была прежняя Джозефина. Не проронив ни слова, Джозефина направилась к выходу. Взявшись за ручку двери, она, не оборачиваясь, произнесла:
— Не люби его слишком сильно, Симона. Не отдавай ему всю себя. Все равно он этого не оценит, а если захочет уйти, ты его этим не удержишь. Все мужчины одинаковы, и Томас Блюделл не исключение. — Джозефина помолчала. — Похоже, на всех женщинах в нашем роду лежит проклятие — ни одной не везло в любви…
— Мама, ради Бога…
Джозефина вышла, так и не обернувшись.
Оставшись одна, Симона в изнеможении упала на диван, царапая ногтями роскошную обивку. Через минуту она услышала, как хлопнула дверь внизу — это означало, что Джозефина покинула дом. Слезы застилали глаза Симоны, в голове остались лишь обрывки мыслей.