— А как обнаружили, чей это ребенок.
— А! Во время тех поисков. В хижине нашли вещи, не оставившие никаких сомнений. — Отец полез в карман и вынул оттуда нечто маленькое и мягкое, прочную, отделанную шелковой вышивкой ткань. Он развернул ее между нами на одеяле так, что она оказалась на сердце Брана. Было темно, но мне удалось разглядеть искусную вышивку: листья, цветы, маленьких, крылатых насекомых. — Нет никаких сомнений в том, кому это принадлежало, — сказал отец. — Марджери была настоящей волшебницей во всем, что касалось шитья. Ты помнишь тот узор на мамином синем платье… — Тут его голос прервался. Рана была еще слишком свежа.
— Конечно, — подтвердила я тихо.
— Родственники Марджери на юге разводили пчел, — сказал отец. — Это — ее сумка, она держала там все свои ценности. Немного серебра для ярмарки. Оно, конечно, исчезло. Рори тратил все, что попадало ему в руки. Но саму сумку и остальное ее содержимое он продать не мог, уж слишком ясно было, чьи это вещи, а ведь все знали, что она умерла недалеко оттуда. Просто удивительно, что Рори знал, чей это мальчик и предпочел держать это в секрете. Он не мог не узнать, как только начались розыски. Возможно, он и сам в них участвовал, наравне с людьми моего брата. Так почему же он не привел мальчика, чтобы его доставили домой в Херроуфилд? Нет, он предпочел, чтобы все поверили в сказочку о волках. Он почему-то решил оставить ребенка у себя. Такие как он наслаждаются любой крупинкой власти. Думаю, его забавляла возможность иметь раба. Кроме того, Рори знал, что мальчик — мой родственник, а меня он после того приговора люто ненавидел. Именно поэтому твой мужчина так ко мне и относится. Он рос, слыша обо мне и моих делах только дурное.
— А что было в сумке? — спросила я.
Отец отдал мне маленький металлический медальон на изяшной цепочке. Я взяла его, скорее почувствовав, чем увидев застежку. «Серебро, — подумала я, — с узорчатой финифтью».
— А что внутри?
— Две пряди волос. Одна — каштановая, кудрявая, а другая — темная и шелковистая. Первая прядь принадлежала Джону, вторая — их дочери, умершей вскоре после рождения. Джон подарил ей этот кулон, когда узнал, что она снова ждет ребенка. Дар надежды. Марджери носила его, не снимая. Они и представить себе не могли, что он станет символом смерти и утраты. Никто не знает, как все это оказалось в домике у Рори.
— А, — ответила я. — Но сам он помнит, поэтому я знаю.
— Как он мог запомнить? Ему едва исполнилось три!
— Ее голос. Ее руки. Она спрятала его в погребке. Думаю, они как раз проезжали мимо, когда на них напали, домик-то стоит на отшибе. Прятаться внутри не имело смысла. Пикты не испытывают никакого почтения к чужой собственности. Они просто выкурили бы их оттуда или перерезали бы прямо внутри. А вот ребенка можно было спрятать. Она наказала ему сидеть тихо и не двигаться, опустила его в тесный подпол. Он сделал все, как она сказала, хоть ему и не нравилась темнота, а тем более звуки на улице. Думаю, она просто сложила свои драгоценности вместе с ним — сумку, деньги, медальон, напоминавшей ей о любимых людях. А потом она вышла из домика и побежала, чтобы отвлечь внимание на себя, точно как птица хромает и волочет крыло, уводя хищников от гнезда с беззащитными птенцами. Она умерла, а мальчик так и сидел тихонечко. Он верил, что мать вернется, несмотря на очень долгое ожидание. И вот двери его маленькой тюрьмы наконец открылись. Но вовсе не материнские руки достали его оттуда. Те руки принадлежали чудовищу. Именно тогда его на самом деле поглотила тьма.