— Это наш общий дар, его и мой, — ответила я.
— Я расскажу тебе еще кое-что, а потом уйду, как ты просишь. Марджери сказала мне кое-что перед моим отъездом из Херроуфлда. Ее сын родился в день середины зимы, как раз перед восходом солнца. Я не просто так это запомнил. Она сказала: «Малыш, рожденный в середине зимы, приходит в этот мир в самый короткий день в году. И дни сразу начинают удлинняться. Поэтому ребенок, рожденный в середине зимы, всегда движется к свету, всю свою жизнь». Когда она это сказала, мальчик сидел у нее на руках. «Запомни это, Джонни», — сказала она. Сорча тоже родилась в середине зимы и если судить по ней, это маленькое предсказание абсолютно верно. Но, похоже, этот парень забыл о нем и ищет только тьмы.
— Похоже, что так. На поверхности. Однако глубоко в душе у него все еще горит огонек. И сегодня я его найду.
— Ты так в этом уверена?
— Третье правило воина. Никогда не сомневаться в себе. А теперь ступай, у меня мало времени.
— Лиадан…
— Что?
— В твоих устах все кажется так просто…
— Думаю, в этом мире все и устроено исключительно просто. Жизнь, смерть. Любовь, ненависть. Желание, удовлетворение. Магия. Вот, пожалуй, единственная сложная субстанция.
Он нахмурился.
— Ты пытаешься излечить его раны, добраться до него и каким-то образом изменить его впечатления о прошлом. Это опасно, Лиадан. Не ты ли сама говорила, что прошлое не перепишешь?
— Я знаю об опасностях. У меня есть против них оружие. Это любовь, отец. Я не пытаюсь стереть его раны так, словно их и не было. Я знаю, шрамы останутся навсегда. Я не могу выпрямить и выровнять его путь. Его дорога всегда будет кружить, извиваться, таить препятствия. Но я могу взять его за руку и идти с ним рядом.
Альбатрос затушил костер и прикрутил огонь в светильнике. Подозреваю, что они с отцом оба стояли на страже где-то поблизости, в темноте. Дрожа на осеннем ветру, я разулась, сняла платье, сорочку, белье. Потом скользнула под одеяло и легла рядом с Браном. С другой стороны к отцу теплым бочком прижимался Джонни. Тьма вокруг поглотила все — деревья и предметы. Исчезли верх и низ, право и лево. Неясно было, где стены — вдалеке или совсем рядом, — и сжимают со всех сторон.
«Ближе, — зашелестели древние голоса, — ближе». И я, как могла крепко, обняла Брана, прижалась к его обнаженному телу и обвила его руками. Я чувствовала, как бьется его сердце, я дышала с ним в такт. «Так-то лучше, — кажется, пророкотали голоса. — Не отстраняйся. Не отпускай. Сегодня ты — его единственный свет».
На этот раз я услышала его сразу, словно он ждал меня.