- Вы еще бы, млять, масло подсолнечное здесь разлили, Аннушки недоделанные.
Сосискин, глядя, как я все же сменив гнев на милость, вцепившись в локоть Императора ковыляю к креслу, ехидно прокомментировал:
- Ну что мать, закончим тут, и дома рванешь записываться на передачу "Коровы на льду"?
- Всенепременно, сразу после того как ты выступишь в программе "Цирк с живодерами", - отбила подачу моя находчивость.
Устроив меня в кресле со всеми удобствами, Император дал всем знак садиться и к микрофону вышел Глава Ковена. Ну не к микрофону, а просто к народу. Не суть. Суть в том, что он начал вещать о радости от столь долгожданной встречи с очередной идиоткой, и кидаться проклятьями в адрес Темного и разбрасываться клятвами "Поможем, чем можем, только много не проси, сами последний хрен без соли доедаем". Проще говоря, его выступление походило то ли на митинг обманутых вкладчиков, то ли на агитационную работу с призывами пойти громить Зимний дворец. Подчиненные его поддерживали радостным гулом и сотрясали воздух кулачками. Под этот пафос я сидела и гадала, чего мне хочется больше - убить Главу Ковена, кильки в томатном соусе или бутерброда с ливерной колбасой. Наконец, оратор, патетически воздев руки, провыл:
- Чем мы можем помочь тебе, Избранная в борьбе с Темным Лордом?
Я неторопливо почесала нос, лениво окинула его лоснящуюся сальцем тушку и раздельно произнесла:
- Ни-чем! - И, глядя в его выкатившиеся как гаубицы катафоты, поправила себя - Вернее, не мешайтесь у меня под ногами, не давайте мне своих бесполезных советов, не всучивайте очередных помощников и не пытайтесь навесить на меня три тонны ваших бесполезных амулетов, мне это нужно, как пьянице сухой закон.
Сосискин не мог промолчать и внес свою лепту:
- Вы могли бы помочь нам материально, но я слишком благороден, чтобы отбирать последнюю серебрушку у немощных стариков.
Какой там поднялся вой, куда там стае голодных шакалов, эти шарлатаны и прочие вступившие их ряды дармоеды, вопили, похлещи чем арабы-христиане в Храме Гроба Господня на Пасху, а Глава Ковена своим визгом легко мог перекрыть звуки самой громкой сигнализации. Когда они оторались, я, ковыряясь в ухе мизинцем, на всякий случай уточнила:
- Закончили глотки драть, склеротики в маразме?
Видимо склерозом и маразмом тут все же страдали, и вся эта орава попыталась начать разрушать мне мозг по новой, теперь уже открещиваясь от этих старческих недугов. Но я предостерегающим жестом, остановила вторую волну возмущения и, дождавшись полной тишины, стала негромко говорить: