Но чем ближе подходили его воспоминания к 1936 году, тем они становились сбивчивее и путаннее. Расплывались в хаосе непрерывных разоблачений и измен, арестов и новых назначений в родном комиссариате.
Началась эта вакханалия в сентябре 1936 года после назначения Ежова. Но продолжалась и после его ареста и расстрела. Берия подчищал грехи предыдущего комиссара.
Шутов поддерживал прекрасные отношения с работниками многих отделов. Он был чрезвычайно коммуникабелен, отзывчив к любым житейским просьбам. Именно это чуть не обернулось для него личной трагедией в эти смутные годы, когда друзья и соратники вдруг по очереди оказывались изменниками и шпионами. Из кабинетов они препровождались в подвальные помещения, где молодые следователи вели допросы с пристрастием и энтузиазмом. Признания собственной вины следовали одно за другим, затягивая все новые и новые жертвы на ту же стезю.
Шутов с тяжелым чувством вспоминал те годы. Как он безропотно приходил в свой кабинет и… ничего не делал. Много курил. Безнадежно и безвольно ожидал собственного ареста. Но все обошлось. Лавина пронеслась мимо него.
Сейчас Шутов обдумывал, почему Завенягин «сватал» именно его на Урал? Какие его знания, черты характера и почему оказались вдруг востребованными? К вечеру Павел Анатольевич выстроил гипотезу, которая была недалека от истины. Хотя Завенягин в разговоре не употребил ни разу эпитета «атомный», а оперировал только понятиями «объект № 1», «изделие № 1», речь шла, вероятнее всего, о строительстве комбината для производства отечественного атомного оружия. Конечно! Эта догадка все ставила на свои места…
Еще в 1944 году Шутову было поручено заняться вплотную группой ученых, занятых атомными исследованиями. Имена их были четко обозначены: Курчатов, Кикоин, Алиханов, Харитон, Арцимович, Зельдович. Речь шла не только о тщательной перепроверке их биографий. Необходимо было заняться их родственниками, друзьями, знакомыми. Войти в круг хороших знакомых. Знать их мысли и настроение. Сомнительные высказывания необходимо было перепроверять, отфильтровывать, заносить в досье.
Обычной практики осведомителей было недостаточно. Тогда-то Берия и приказал Шутову взять на прослушивание домашние и служебные телефоны ученых. После бомбовых ударов по Японии чрезвычайная важность атомной проблемы стала очевидной. Недаром Берия вывели из наркомата, назначив руководителем атомного проекта.
В Москве сейчас — послевоенное благодушное затишье. А там, на Урале, могут скоро развернуться серьезные дела. И закордонные «друзья» полезут. Да и свои найдутся: разгильдяи, болтуны и саботажники. Враги у советской власти всегда были и будут — явные или тайные, притаившиеся до поры. Горячая, бурная работа была с молодых лет по душе Шутову. Организовать дело таким образом, чтобы в заводских цехах, в бараках заключенных, в медсанчасти, в жилых домах — одним словом, везде и всегда, — были свои заостренные уши. Чтобы свежий лесной воздух слышал, запоминал и докладывал все подозрительные новости. Любую, даже случайно оброненную, ошибочную фразу. Или никчемный анекдот с политическими намеками. А ведь, без ложной скромности, он действительно умеет работать с осведомителями. И подбирать их, и ладить с ними. Вопросы режима можно замкнуть на себя, а военизированную охрану спихнуть на своего зама.