Он откинулся на широкую спинку кресла, прищурился в небо и увидел кружащую над головой стайку хохлатых соек.
Неужели наступит когда-нибудь время, когда он сможет вот так же беззаботно предаваться радостям жизни, а не думать постоянно о том, чтобы эту жизнь создать и защитить? Чтобы не ценить мгновения покоя, а жить ими с рассвета до заката, вершить добро и не противостоять злу. И пусть это не будет называться счастьем, потому что счастье отчего-то, как считается, должно быть скоротечным, по ради этого сегодня стоит пожертвовать покоем, а если придется, то и самой жизнью.
Сойки расселись на ветвях ближайшей сосны, боком к нему, и стали крутить головками, одним глазом разглядывая улыбающегося и почти нестрашного старика, а другим — следя, все ли спокойно в лесу. Им хватило вчерашней стычки с беркутом, который откуда ни возьмись врезался в их дружную стаю и с лету сбил всеобщую любимицу Синебрюшку, которую больше никто не видел, хотя они потом ее даже поискали и покликали. Беркут остался доволен охотой и позволил им спокойно порхать дальше. Вожаки посчитали, что Синебрюшке просто не повезло: беркуты редко подлетали так близко к человеческому жилью, даже когда голодали. А человеческое жилье здесь было повсюду. Теперь и зимой можно было не улетать подальше на север, к горам, а оставаться здесь и неплохо существовать, кормясь по дворам и ночуя под крышами теплых изб. Вот и сейчас, завидев их, старик начал весело насвистывать и бросать себе под ноги рассыпчатые хлебные крошки. Напрасно только хлеб переводит: они не настолько ему доверяют и не настолько изголодались, чтобы купиться на свист и покинуть надежное укрытие в ветвях. Придется ждать, пока он не уберется восвояси. Вот он, кстати, уже встает и ногой стряхивает крошки с крыльца на снег. Теперь не страшно! Теперь можно хоть обклеваться! Теперь можно наперегонки!
Стайка соек соскользнула с дерева и разбежалась по сверкающему снегу под крыльцом. Крошки закончились быстрее, чем они ожидали. Старик ушел в дом, так что продолжения не будет и больше здесь делать нечего. Пичуги для порядка вернулись на прежние ветки, посовещались и устремились друг за другом через заснеженные кроны туда, где утром они обнаружили куриный двор и целые горки лежалого, но вполне съедобного проса.
Каждая в отдельности, они едва ли отыскали бы нужное место среди множества похожих друг на друга двориков при дымящихся теплыми дымками избах, но вместе сойки каким-то образом безошибочно находили правильное направление и вскоре уже пикировали на заледеневший куст крыжовника, одиноко притулившийся у высокого забора. Отсюда хорошо просматривалось все пространство аж до калитки, сплошь заставленное покосившимися сарайчиками, из которых доносилось недовольное кудахтанье. Куры никогда не ценили того, что имели, просто потому, что умели нести яйца, которые нравились людям. Если бы сойкам давали столько же еды, они бы, наверное, тоже научились это делать. Но поскольку никто им просто так ничего не давал, они предпочитали откладывать потомство подальше от посторонних глаз. А однажды им даже пришлось увидеть, как курица сломя голову носится по двору… ну, почти сломя голову, поскольку как раз головы у нее в тот момент и не было. Но ведь не все же попадают под топор. К чему такое постоянное недовольство сытой жизнью?