Я спрашивала себя, зачем она рассказывает мне такие мрачные истории. Меня интересовало то, что могло случиться со мной, а вовсе не то, что происходило за стенами домов на этой улице. Но она не унималась и продолжала представлять соседей.
— Тут живет самое обычное семейство. Он кожевник. Никто не решается пожать ему руку. От него так несет… А там жила лошадь, совсем одна… Здесь никого нет, а почему — неизвестно… Брошенный дом — это все равно что неоконченная история… Вот тут раньше находилась лавка молочника. Теперь здесь кораническая школа, где Консул дает уроки. Это совсем рядом с нашим домом.
Дом был двухэтажный. Не слишком большой, он все - таки возвышался над остальными домами. Летом люди жили в основном на террасах. Сидящая отвела меня в комнату, обставленную в традиционном стиле. Она велела мне ждать, не двигаясь с места. Я разглядывала стены. От сырости на них появились пятна, похожие на сморщенные человеческие лица. Под моим пристальным взглядом они, казалось, шевелились. На одной стене висел портрет старика в тюрбане; вид у него был больной, черно-белую фотографию, видимо, раскрасили впоследствии. Но со временем она состарилась и выцвела: бумага, красная краска на губах, синий тюрбан и цвет лица — все потускнело. Время сделало свое дело и наложило на это лицо печать усталости, застывшей в тот момент, когда его фотографировали. Должно быть, это был отец или дед, в глазах его отражалась неизбывная печаль. Казалось, человек в последний раз смотрит на мир. Его долгая жизнь была отмечена, верно, каким-нибудь несчастьем.
Ход моих мыслей нарушили слова Сидящей:
— Это наш отец. Он не был счастлив, да и мы тоже. Его сфотографировали незадолго до смерти. Консул увидит тебя завтра…
Запнувшись, она уточнила с легкой усмешкой:
— Вернее, ты увидишь его завтра. Давай поедим немного. Сама не знаю почему, но ты внушаешь мне доверие. А я по своей природе подозрительна. Но как только я увидела тебя, мне сразу подумалось, что мы поладим. Да, я забыла спросить тебя, не собираешься ли ты работать, в общем, не согласишься ли ты…
— Я свободна и могу располагать собой. Что бы ни случилось, я ко всему готова. А что надо делать?
— Ухаживать за Консулом.
— Он болен?
— Не то чтобы болен. Но слепой. Он потерял зрение, когда ему было четыре года, после болезни, которая чуть было не свела его в могилу.
Я согласилась.
— Постепенно ты поймешь, что надо делать. Я ничего о тебе не знаю, да оно и к лучшему. Если на беду ты нас обманешь, тебе от меня все равно не уйти. У меня разговор короткий и никогда никаких угрызений совести. Я всем пожертвовала для брата… И дорожу покоем в своем доме.