Люся не выдержала и захлопала в ладоши. Эльза спросила:
– А где теперь твоя газель?
– Она осталась там… дома. Гендрик обещал, что будет заботиться о ней.
– Однако, фон Кассель, как я понимаю, вы все-таки вернулись в свой город? – спросил Петрусенко.
Тот кивнул, но ответить не успел. Рядом с верандой внезапно появился Виктоˆр Замятин. Эрих и Труди встали с крыльца, пропуская его, и он медленно поднялся на веранду. Вид у него был такой странный, что все внезапно замолчали. Викентий Павлович успел подумать: «Похоже, у парня опять приступ…»
Замятин обвел всех взглядом. Глаза у него были не просто испуганные, а какие-то затравленные.
– Я боюсь его!
Буквально все вздрогнули от этих неожиданных слов. А еще от самого голоса: почти шепота, в котором прорывались истерические всхлипы. На несколько мгновений все растерялись, а Замятин, переводя расширенные зрачки с одного человека на другого, быстро-быстро добавил:
– Этот Лапидаров! Он страшный! Я узнал его, и он меня тоже узнал! Но он меня не тронет, нет! Я закроюсь в комнате, и он не войдет!
Все это Замятин произнес по-русски, и вдруг стремглав бросился прочь, мгновенно скрывшись в сумерках сада.
– Что он сказал? – удивленно спросил фон Кассель.
– Он боится Лапидарова, – перевел Петрусенко. – Похоже, они были знакомы раньше, до Баден-Бадена… Или просто встречались.
– Викентий, он ведь по-настоящему напуган! – воскликнула Люся встревоженно. – Может быть, ему и правда угрожает опасность?
Сергей Ермошин успокаивающе погладил по руке Эльзу.
– Мне этот Лапидаров не нравится, – сказал он со смешком. – Но что-то не верится в его кровожадность. Ведь этот парень – Виктоˆр, – немного не в себе?
– Верно, – кивнул Петрусенко, – он страдает приступами слабоумия, депрессии и необоснованного страха… Возможно, этим все объясняется. Но кто знает… Он на днях мне тоже говорил что-то подобное: «Я его узнал…»
– Пойду найду его! – Эрих направился в сад, Труди за ним. – Не беспокойтесь, мы все узнаем!
Они ушли, а Викентий Павлович, чтобы разрядить обстановку, попросил фон Касселя:
– Вы не досказали свою историю… Так как же окончилось ваше кочевье?
– Три года назад английское правительство согласилось дать автономию нашей республике, теперь она называется Колония Оранжевой реки. Мы, повстанцы, получили милостивую амнистию. – Фон Кассель горько усмехнулся. – Можно было вернуться в Грааф-Лейк, и я это сделал, хотя сердце не принимало новую власть… Но, честно говоря, я устал кочевать – все-таки я не дикарь, а цивилизованный человек. И очень хочу, чтоб дети мои тоже выросли не дикарями. Хорошо в юности жить и расти на природе, закалять тело и характер. Но я всегда мечтал, чтобы Гендрик и Гертруда получили образование. Всему, что знал, постоянно учил их сам, у нас с собой были книги, учебники…