В хмурые осенние дни, когда городок казался особенно ветхим и жалким, а вода в реке внезапно становилась мутно-грязной и устрашающе бурной, вороны оживали. Набухшая от влаги земля пахла навозом, и этот острый запах возбуждал их. С торжествующими криками они кружили над городком. Но их радостное возбуждение достигало предела в канун рождества, когда в городке начинали резать свиней. Визг животных слышался почти изо всех дворов в течение целой недели. Привлеченные запахом паленой щетины и крови, к городку слетались стаи воронов. Ворон и его подруга вились над залитыми кровью дворами и жадно следили за каждым движением людей. В такие дни можно было видеть, как они, довольные и сытые, сидят на голых ветвях.
Так прошли все шестьдесят лет их жизни. За эти годы они были свидетелями смерти Аницы, старой девы, видели, как скончался чахоточный учитель, как ссутулился мясник и перестал появляться в своей лавочке, как родились и выросли четверо детей скорняка, а сам он будто врос в землю и голова его побелела. Но жизнь в этой части городка почти не изменилась. Казалось, люди оставались теми же. Вырастали дети, и мальчики сменяли отцов, девочки — матерей. Дворы были такими же грязными, по ним так же бродили стаи гусей, а дома выглядели не старей и не новей прежнего. Даже деревянный мост все еще держался на своих полусгнивших подпорках, будто окаменел от старости.
Впрочем, и вороны почти не изменились. Перья их, как и раньше, были со стальным отливом. Только теперь они целые дни проводили у речки, и в этот год ворониха не снесла яиц. Голос ее друга стал еще более хриплым, и борода под его большим клювом начала синеть.
В том году в студеные февральские дни вороны облюбовали трубу дома, в котором жил секретарь консистории.
Под вечер они устраивались там на ночлег. Труба была широкая. Каменная плита, укрепленная на ней, защищала их от холодного ветра, а тепло, идущее снизу, согревало. Когда темнело, они засыпали, спрятав голову под крыло и плотно прижавшись друг к другу.
Однажды около полуночи секретарь был разбужен каким-то странным шумом в комнате, где он спал со всем своим семейством. Совсем рядом с постелью ему послышалось зловещее карканье.
Недоумение вскоре сменилось страхом. Кто-то бился в темноте, какие-то крылья ударяли о стену над кроватью, и страшный хриплый голос нарушал уютную тишину дома. Дети залезли с головой под одеяла, а сам секретарь, облаченный в длинную старушечью ночную рубашку, ходил с зажженной лампой по дому и разыскивал существо, издававшее это страшное карканье. Жена его, вооружившись челноком, который она поспешно схватила с ткацкого стана, не сводила с него испуганных глаз.