Флойд последний раз проверил самолет перед вылетом.
— Поторопись-ка, железная леди! — не слишком почтительно обратился он к своей пожилой спутнице и с завидной легкостью подсадил ее в кабину.
— Не забывайся, Фло, — в тон ему буркнула Карен. — И не срывай на мне свое плохое настроение. Я не виновата, что кузен Гарри Осмонда заподозрил тебя в склонности к мужчинам. Правда, на твоем месте я бы доказала этому хлюпику…
Внезапно повеселевший Флойд в течение всего полета напропалую смешил свою пожилую спутницу, блестяще пародируя джазовые песенки о любви. Импровизированный концерт оборвался на каком-то незатейливом блюзовом куплете:
— «Мой якорь спасения в той бездне отчаянья…» — Флойд зевнул, вглядываясь в сигнальные огоньки аэродрома. — Вот что, старушка… Пусть твоего внука принимают хоть за буро-малинового мерина. Это даже забавно. Мне другое не нравится. Такое дурацкое предчувствие… Как будто со дня на день все в нашей жизни перевернется вверх дном.
Когда пожилая женщина в рассеянии ступила с тротуара на мостовую, почти под колеса автобуса, который, кстати, ждала и Элис Редфорд, времени раздумывать не оставалось. Элис рванулась вслед и, обхватив эту сонную бабульку за плечи, потянула ее назад.
Протяжные крики слились с визгом тормозов и отборной бранью шофера. Ритмическая какофония в иррациональном пространстве жизни и смерти. На мгновение Элис показалось, что все это происходит не с ней, что она лишь случайный свидетель нелепого уличного происшествия. Потом слепая боль оттеснила все, она стала погружаться в темноту.
Силуэт у окна был освещен таким розовым отблеском, который может дать только солнце, встающее в безмятежное и прозрачное летнее утро. Элис наблюдала за ним уже несколько минут. Кто он и зачем находится здесь? Это касалось и комнаты, в которой она очутилась. Без сомнения, больничная палата… Но почему? Элис понятия не имела.
— Ага, вы уже пробудились, — с умеренной дозой любезности констатировал незнакомец.
Странно, будто статуя заговорила. Настолько всем обликом своим напоминает этот тип надменного римского патриция, увековеченного для потомков тысячелетия назад.
Элис робко кивнула и тут же почувствовала, что лучше было бы не приходить в сознание. Казалось, внутри ее бедной головы заиграл и двинулся маршевым шагом оркестр в сотню человек. Она постаралась вжаться в подушку.
— Вам больно? — «Римлянин» обеспокоенно шагнул к койке. — Может, вызвать сестру?
— Нет, не надо, — Она доверительно дотронулась до рукава его темного костюма. — Если не делать резких движений, чувствую себя вполне сносно.