— Правда, ребята, сходили бы, — советует Мидзухо.
Ханеки встает. Улыбается Юте:
— А ты пока раскрути мамочку на мороженое или на сладкое!
«Падение в Атлантиду» — совсем близко. По сути, едва не следующая калитка после пиццерии. Думаю — ну, может, все не так уж страшно. Может, он и предложил-то только потому, что идти недалеко. Непонятно почему, становлюсь от этой мысли много счастливее.
— Гуляю так с чужой женой… смешно. — Ханеки садится, пристегивает ремни. Нельзя не согласиться, — действительно странновато. Пристегиваюсь подле него. Если посмотреть сбоку, — точь-в-точь Ханеки, которого я знала когда-то, в те дни, когда он меня на машине возил. Те же бледные, узкие губы, те же тонковатые волосы. Всегда удивлялась — почему он просто не пострижется покороче? Мимо нас проносится замученный служитель, проверяющий ремни безопасности. — Твой муж… какой он?
— Ой, он ужасно милый!
Вместе с этими словами на меня наваливается депрессия. Скверно, неправильно — говорить о Муцуки так небрежно. Так, словно его ничего не стоит описать в одной банальнейшей фразочке «Ой, он ужасно милый!». Нет, Муцуки — это много большее, это… это что? Я в растерянности. У меня не хватает слов. Как прикажете рассказать о Муцуки чужому человеку, пожелавшему узнать, каков он?
— Давненько я не видел этого выражения, мисс Нахмуренные Бровки, — комментирует он.
Раздается громкий гудок, и мы с грохотом трогаемся. Я вцепляюсь в ручку сиденья.
— Эй, ты что? Мы ничего плохого не делаем, перестань, пожалуйста, сидеть с таким видом. Я тебе всю жизнь повторял: ты — дикарка, и это — одна из черт, которые меня в тебе особенно привлекают!
Я, как и обычно, совершенно без понятия, что он имеет в виду. А «Падение в Атлантиду» — замечательная штука. Ожидание и предвкушение, пока мы медленно взбираемся вверх, все выше и выше; бешеная скорость, с которой обрушиваемся вниз; дыхание, срывающееся на нежданных крутых поворотах, когда вас трясет, как завтрак в школьном ранце; бьющие в лицо потоки воды… Я наслаждаюсь каждой секундой! Солнечный свет отражается от серебристых ручек. Слепит глаза. Смотрю вниз, на огромные черные ботинки Ханеки. Их стопроцентно уже десятки лет не чистили, на них налипла грязь, покрытая свежим слоем пыли. Для Муцуки такое было бы немыслимо!
Мы медленно плывем к остановке, тормозим на месте, с которого аттракцион начинается. Слышится восторженный гомон людей, расстегивающих ремни безопасности и вылезающих из кабинок.
Ханеки, склонившись ко мне, что-то говорит, и я еле разбираю слова, почти утонувшие в шуме и гаме вокруг: