Один из Нарышкиных, генерал-поручик Петр Кириллович, был погребен около храма в 1770 году. До нашествия французов в Москву 1812 года все эти памятники были покрыты красным сукном, но в приход французов сукно было похищено.
Некогда в ризнице монастыря находились парадные покровы – всех таких было девять; покровы были малиновые и зеленые бархатные, обшитые серебряными тонкими круглыми бляхами, величиною с большое яблоко.
В тридцатых годах нынешнего столетия на каждом памятнике стояли образа святых, соименных погребенным в могиле. В 1812 году французы, думая найти сокровища в гробах, разломали памятники и осмотрели могилы. Надписи на некоторых памятниках тоже истреблены французами.
Каменные палаты Нарышкиных в Москве были в Белом городе, на берегу Неглинной, там, где теперь дом Горного правления. Родовой дом Нарышкиных продал племянник Натальи Кирилловны Александр Львович Нарышкин жене генерала Н. С. Свечина; последняя в 1818 году продала его уже Горному правлению.
Племянник царицы и двоюродный брат Петра Великого А. Львович был очень любим императором; Петр его иначе не называл, как «Львовичем». В молодых летах он путешествовал по Европе, где обучался морской науке. Петр его хотел отправить в Испанию для склонения короля к войне со Швецией; в изготовленной грамоте государь называл его «графом». С 1723 года он управлял Морскою академиею и школами. При императрице Екатерине I он был президентом Камер-коллегии и директором Артиллерийской конторы и числился еще тогда капитаном от флота.
Его врагом был тогда всесильный Меншиков; он уговорил впоследствии императора Петра II лишить его чинов и сослать в дальние деревни. Опала его продолжалась недолго; с удалением Меншикова он снова приехал ко двору, где по-прежнему стал посещать юного монарха и смело укорял его за праздность и охоту.
Долгорукие опять уговорили Петра II удалить Нарышкина в его подмосковное село Чашниково. Это еще более раздражило Нарышкина, и он еще смелее стал укорять императора и роптать на правительство.
Когда его сосед Козлов уговаривал Нарышкина выехать к государю, забавлявшемуся охотою близ места ссылки Нарышкина, и испросить у него прощение, он отвечал: «Что мне ему с чего поклониться? Я и почитать его не хочу, я сам таков же, как и он, и думал на царстве сидеть, как он; отец мой государством правил, дай мне выйти из этой нужды, я знаю, что сделать»>53.
Это неуважение к императору, переданное государю, подвергло его суду по законам (1729). Он был в опасности попасть розыску или пыткам, но милостивый император велел допросить его не в полном собрании Верховного Совета, а только двум членам – Остерману и князю В. Л. Долгорукову.