Две сестрички, стоявшие у входа в палатку, будто почувствовав что-то необычное, обернулись и, вскинув руки, закричали: «Девчонки! Кто к нам! Томка!» — И тут же все медички, стоявшие у палатки, кинулись к Тамаре, за ними хористки. И Тома оказалась в плотном кругу милых подруг. Пошли поцелуи, объятия, восхищения ее видом. Она писала им, что стала женой полковника Березова, что его оставляют в армии и он будет преподавать в академии. Все это выходило за житейские представления подруг о возможной судьбе простой медички, но Тома не услышала ни нотки зависти. Вслушиваясь в девичье щебетание, Тамара убедилась: девочки были искренне рады встрече с ней, она им верная подруга. Душу тронуло давно не испытываемое чувство, у нее на глазах выступили слезы. Попыталась поворотом головы скрыть их — не получилось. Одна медсестра тут же достала бинт и промокнула ее щеку.
Нежность озадачила Тамару. Когда служила и жила рядом с ними, внимание к ней было иным, чем к большинству подруг. Но сегодня это «иное» выразилось с такой открытостью, что причина, уловила Тома, конечно, была в другом: она, ленинградка, в голодную и лютую зиму потеряв всех родных и близких, решилась последовать за раненым, в выживание которого не верил ни один врач.
Кольцо, возникшее вокруг Томы, оставалось столь плотным, что маленькая Гуля не могла протиснуться к ней, и девушка с сердцем упрекнула подруг:
— Девчонки, черти вы полосатые! Дайте же мне поздороваться с Томой! Обижать маленькую — нехорошо! — голосом актрисы Жеймо проговорила она.
Девушки образовали проход для Гули, и она кинулась к Томе, будто к матери родной. Тома не раз утешала ее после замечаний и выговоров сестер, что она неумело обошлась с раненым или недостаточно крепко перевязана рана.
— Что мы гостью заставляем стоять! — с упреком ко всем обратилась хирургическая сестра, сменившая Тому у операционного стола. — Может быть, сядем, как прежде, рядком и поговорим ладком.
— Нет, мы сядем на траву, а тебе, Тома, принесем табуретку. Ты же обрела уже чин — полковница.
— Ну, Лиза… не подковыривай.
— Нисколечко, Тома. Ты умела ждать и дождалась своего любимого, защитила его от смерти.
— И вы бы поступили также, если бы встретился по-настоящему любимый.
Крепенькая санитарка принесла не табуретку, а стул и, озорно приподняв его, крепко поставила на землю.
— Садись, Тома! Вижу, счастлива ты на все сто!
— На все сто не бывает, но на девяносто — согласна.
— А почему не на сто?
— Шалашом еще не обзавелись.
— Палатку подарим.
— Через палатку и поцелуй будет слышен.
Девушки засмеялись: счастье Томы теперь не