- Что вы, господин! Женщине не к лицу выпивка.
- Немножко и женщине можно, - авторитетно заявил Джон.
- Ну, если немножко...
Выглядела она сейчас чистой, аккуратной, спокойной, с умытым от слез лицом. Джон наблюдал, как она готовит грог, и в глазах у него было какое-то странное беспокойство, которое почему-то волновало корчмарку, даже руки стали словно чужими.
- Прошу, посидите со мной, миссис Булль, - предложил Джон. - Если вы не возражаете, побудем вместе это время, пока никого нет.
- Спасибо, господин, - Элеонора осторожно присела к столу, на самый краешек стула. Руки спрятала под аккуратный фартук.
Джон отхлебнул из теплого кубка и с едва заметной печалью, которую не в силах был скрыть, проговорил, словно размышляя вслух:
- Так что задумал я уйти со службы. У меня для нее, вероятно, не хватает ума и таланта, потому что не могу что-либо понять...
- Не говорите так, господин, все вас любят и уважают.
- Все? - Джон напрасно пытался заглянуть со своей высоты ей в глаза.
- Я это слышала, господин, - опустила ресницы Элеонора.
- Вот о чем я думаю, - Джон кашлянул, потому что голос у него вдруг стал хриплым. - Живете вы здесь одна, с маленьким сыном и служанкой. А в двери корчмы разный народ входит.
- Это - так...
- Взять хотя бы сегодняшних бандитов... Кто испугается одинокой женщины? Каждый ее может обидеть, а то и ославить. Некому защитить одинокую женщину.
- Ваша правда, господин.
- Какой я господин? Говорите мне просто - Джон.
- Слушаюсь, Джон. Но тогда и вы называйте меня Эли.
Джон быстро наклонился к кубку.
- Я вот о чем думаю... Эли, - выжимал он из себя слова, - у меня есть кое-какие сбережения. Думаю, их вполне хватило бы, чтобы корчму перестроить в постоялый двор. И говорю вам, ни один из буянов здесь и не пискнет!
- Я уверена в этом, Джон.
- Это уж точно! - поднял он голову, довольный заслуженной похвалой. - И маленький Питер меня уважает. А как жить мальчишке без отца? То есть... я что... я хотел сказать... - Джон в растерянности начал краснеть.
- Вы хорошо сказали, Джон, - маленькая рука Элеоноры мягко легла на его здоровенную ручищу.
Джону стало тепло и уютно. Может, от горячего грога...
...Спустя несколько дней сэр Демби, коронер двора ее королевского величества, косноязычной судебной латынью составлял, по сути, оправдательный вердикт для верховной палаты канцелярского суда:
"...и названный Ингрем, боясь быть убитым и сидя в вышеописанной позе между рекомыми Николасом Скирсом и Робертом Поули, так что никаким образом не мог уклониться, защищаясь, и ради спасения собственной жизни, когда же и в том же месте схватился с названным Кристофером Марло, чтобы отобрать у последнего упомянутый кинжал; в той схватке этот Ингрем не мог уклониться от названного Кристофера Марло; и так случилось в той схватке, что названный Ингрем, защищая свою жизнь, нанес тогда в том же месте упомянутым кинжалом, длиной в 12 дюймов, названному Кристоферу смертельную рану над левым глазом, вглубь на два дюйма и шириной в один дюйм; от этой смертельной раны вышеупомянутый Кристофер Марло тогда и на том же месте умер".