- Вас не вычислят?
- А как нас вычислишь? Был бой, а в бою все возможно, к тому же, затонули крейсера не на мелководье, опять же там течение. 'Асаму' разворотило так, что только на металлолом, 'Чиода' не стоит потуг по ее подъему. Может когда-нибудь, чтобы обезопасить плавание, но это когда еще будет.
- Понятно. И так как время еще оставалось, то ты решил попытаться спасти 'Боярина'.
- Потому и пер не жалея ни себя, ни людей, ни машину. 'Енисея' спасти никак не успевал, а вот с крейсером хотел попробовать. Аника воин, блин. Нихрена-то у меня не выходит, вот ты, красавец, обставил по всем статьям. Но я так понимаю, Антон теперь нам точно холку намылит.
- Правильно понимаешь. Эх жаль ты не сумел снять бой.
- С чего бы это? Очень даже снял, да еще и с самого удобного ракурса, с вершины горы на Идольми.
- Не может быть!
- Еще как может.
- Да ведь это такое... Такое... Я помолчу про историческую ценность, но ты хотя бы представляешь сколько мы сможем заработать только на этом?
- Пока нет. А ты?
- И я пока нет. Но много. Очень много.
- Слушай Сергей, ведь ты не хотел во все это вмешиваться. Между тем то, что ты делаешь никак не назвать стоянием в стороне.
- Понимаешь, Семен. Есть такое слово - присяга.
- Ты ничего не напутал. Присягу-то ты давал СССР.
- Присягу я давал в первую очередь своей Родине и ее народу, а какие при этом звучали слова не суть важно, главное то, как ты это понимаешь. Так вот это все та же Россия и я ей уже однажды присягнул, присягнул не вызубрив текст присяги, а сердцем. Громко сказано, да?
- Нормально сказано, ни прибавить, ни убавить. Но вот что ты скажешь Анечке?
- А ничего не скажу, отобью телеграмму или письмо отпишу. В конце-концов, с Антоном передам о моем решении, он все одно здесь должен будет появиться. Вот пусть и отдувается любимчик наших жен.
- Ох и тяжко ему придется.
- Ничего выдержит.
- Сергей, ты бы того... Подумал хорошенько, ведь тут не шутки будут твориться.
- Я последние несколько месяцев только об этом и думаю. Не могу я по другому, понимаешь. Не могу и все тут.
ГЛАВА 2
Все складывалось как нельзя лучше и Петр Афанасьевич, даже старался об этом не думать, чтобы не приведи Господи не сглазить. В его доме вновь царили тишина и благолепие. Впрочем, может так все и должно было быть.
Известие о том, что его дочь безнадежно и безответно влюблена в Песчанина, он воспринял крайне негативно и был готов рвать и метать. Тем паче, когда его юная и не разумная дочь решила вдруг ухаживать за больным Песчаниным. На его взгляд это было столь же неверно сколь и непристойно. Однако ему пришлось убедиться в том, что характером дочка удалась именно в него, столь же не преклонная, своенравная и целеустремленная.