— Ну давай, в натуре, за взятие Берлина! — говорил Севмор и протягивал кружку.
— За взятие Берлина! — говорил при этом каждый.
Юрка Сидоров давал занюхивать, чтоб не было очень противно, совал под нос мятную таблетку, которую выпросил в медсанчасти от болей в животе.
Фаткул долго не решался, нюхал кружку, морщился и кряхтел. Его подталкивали и торопили, нельзя было тянуть время.
— Ну ты что, в натуре? — досадовал Севмор. — Атанду прикупишь, застукают и засыпемся, как цуцики, изнанку покажут!
Фаткул выдохнул, сказал:
— За взятие Берлина! — И добавил: — За победу над гадами!
Петро кивнул ему и неожиданно торжественно произнес:
— Смерть немецким оккупантам!
Обычно таких слов между собой не произносили, говорили проще, но сейчас это оказалось и к месту, и кстати.
Фаткул пил медленно и мучительно, хуже самого горького лекарства, будто кипяток или отраву. Юрка Сидоров посмеивался в кулак и приговаривал:
— Ты чо, Татарин, не мужик, чо ли?
Наотрез отказался пить один только Павел Пашка. Он всегда сдержан, стеснителен, лишнего шага себе не позволит. Мастер Игнатий хвалил его и ставил в пример остальным:
— Вы, сколь есть, все одна шантрапа! Один, однако, Пашка у вас паренек башковитый, он робит с искоркой. Очень, однако, примерный паренек, не то что вы, юрлы-мурлы…
Среди ребят Павел держал себя несмело, особняком, как скромный гость, которому не многое позволено. На станке он работал чисто и аккуратно. Получалось у него хоть и медленно, но зато уж без остановок и неполадок. В ремесленное он приехал с провожатым, до Туранска жил недолго в Ирбитском детдоме. Все знали, отец его воюет в Чехословакии, а других родных нет. Уно слышал от Павла про няню Нюсю, но не разобрался, кем она ему приходится, бабушкой или теткой. Павел потерял ее где-то в Курганской области и до сих пор разыскать не может, потому что не знает фамилии.
Выпить за взятие Берлина, видно, Павлу хотелось, но он, подержав в руке кружку, поднести к губам не отважился и передал вино Севмору.
— Нет, у меня не получится, — сказал он и почему-то понюхал мятную таблетку.
— Давай, Эст, твой черед…
Уно медленно выпил. От вина поползло и разошлось по лицу тепло. Пощипывало щеки и кончик носа. Когда допили бутылку, Севмор стал куражиться и изображать из себя пьяного. Ему не поверили, потому что пили все поровну.
Но языки вдруг развязались у всех. Не дослушивая и перебивая друг друга, расхвастались и размечтались дальше некуда. Севмор уговорил Рудика отбить цыганочку, тот на доске отцокал чечетку, показал пару коленцев и сказал:
— Это я в Асе научился, у цыгана Василия…