Но рыбы в озерах с каждым годом становилось все меньше.
Особенно опустели реки и озера с войны, когда люди не признавали никаких запретных правил лова и даже баловались взрывчаткой. Наконец, дело дошло до того, что на рыбалку стали смотреть как на детскую забаву, а взрослому человеку стыдно стало показываться с удочками.
До сих пор Захарыч не забыл обиды на Ивана Петровича, хотя и появилась она еще в 1942 г.
Как-то повстречались они вдвоем. В обычное время председатель на старика не обращал никакого внимания, а тут остановил:
- Рыбкой промышляешь? Люди жизни отдают, бабы работой надрываются, а ты бы хоть судачка принес.
Захарыч смущенно достал из сумки рыбину и протянул ему.
- Спасибо,- отказался Иван Петрович.- Не о том речь веду. И, не сказав больше ни слова, зашагал дальше.
Захарыч тут же вернулся к озеру, собрал все свои пожитки и ушел в село. Как родного приютила его мать Марии. Но она вскоре умерла. И на его руках осталась девочка-подросток.
Три года работал Захарыч на колхозных полях и лишь по воскресеньям отводил душу на озере. А как только кончилась война, он снова ушел в лес и обосновался на прежнем месте.
Мария к тому времени стала самостоятельной девушкой. С тех пор на него махнули рукой. Даже кличку лодырям по селу пустили "захарычев помощник".
Никто не понимал страсти Захарыча и не знал, что жизнь его была не так уж легка.
Чуть ли не круглый год проводил он в заботах. Особенно много хлопот приносила весна. С тревогой ждал старик начала нереста. В это время рыба теряет осторожность, собирается стаями на мелководье, и тогда ее всю можно выбрать чуть ли не черпаком. Захарыч ночи не спал, оберегая ее от чужого глаза.
А после нереста от зари до зари копошился в заводи, спасая икру от неминуемой гибели.
Не меньше опасностей грозит молоди. Как только заблестит она на мелководьи, так уже кишмя кишат там же пучеглазые лягушки, снуют окуни, а сверху долбит ее птица. Не дает покою малькам и щука.
Кроме Захарыча, нет у рыбешки никакой защиты. Но и его старания могли принести не так уж много пользы.
И вот в этом году он решил было поставить дело иначе, но все планы неожиданно рушились.
Забежав в шалаш, наспех надев чистую рубаху и подпоясавшись, Захарыч зашагал в село.
Прежде чем войти в правление колхоза, старик еще на пороге снял засаленный картуз, осмотрелся, тихонько приоткрыл дверь и почтительно попросил разрешения.
За столом сидел рыжеватый парень и бойко щелкал на счетах. Он взглянул на Захарыча, пригладил рукой и без того старательно уложенные пряди волос, одернул шелковую рубашку, достал из ящика пачку "Казбека" и молча закурил.