— У меня голова ломалась. Спрашивают, а я не понимаю — о чем? Думаю, думаю. Все ночи в камере над политикой думал. Чтоб умное им ответить. Книги стал читать, чтоб понять, о чем они говорят…
Неполитическая суть мышления Майга была настолько ясной даже Ленгорсуду, что дело окончилось невероятным парадоксом: судьи оставили квалификацию дела по "измене", но приговорили всего к 5 годам лагерного срока (вдвое "меньше наименьшего" по этой статье и всего вдвое больше, чем по правильной квалификации — "незаконный переход границы через покушение").
Для Равиньша заключение стало в какой-то степени благом: многому научился. Но кое-чему этот молодой и наивный латыш научил меня самого.
Вот пример. Как-то я рассказал В. Осипову, как после убийства летом 1918 года в Петрограде комиссара по делам печати Володарского плебейские массы возжелали по "парижскому образцу 1792 года" на улицах линчевать "всякую контру". Петроградские лидеры большевиков остановили преступников (решающую роль, видимо, сыграл руководитель ПетроЧК Урицкий, сам, кстати, скоро убитый террористом). И тогда в город на Неве пришла телеграмма из Кремля, от великого гуманиста: "Это невозможно! Инициатива рабочих совершенно правильная…" и далее нечто насчет необходимости развязать массовидный террор (так и сказано! Новое в словаре живого великорусского языка!)
…Майгонис, оказывается, услышал наш разговор с Осиповым и решил меня проверить. Достал в библиотеке томик Ленина, нашел цитату…
— Миша, мы осуждаем: на спецу Валентин Мороз ругается с товарищами! Мороз, однако, сидит второй срок, с администрацией вел себя принципиально. Но за резкие слова к товарищам мы его осуждаем. Но кто такой Мороз по сравнению с этим эвропейцем! — он ткнул крепким пальцем в текст. — Вы читали?
Я-то, конечно, читал… Про "иудушку" Троцкого и "интригана и подлеца" Радека, про "старую бабу" Позерна и "дуру петую, махровую" Чужака и уж конечно — про "штрейкбрехеров революции" Зиновьева и Каменева. И, признаюсь, нисколько это меня не задевало. Во-1-х, наверно, жуткие прохвосты собрались возле т. Ленина, и радовало, что хотя бы он сам знал им цену. А, во-2-х, по сталинским меркам уже и то казалось гуманным, что за руганью не следовал немедленный застенок…
…В романе дю Гара "Семья Тибо" кто-то говорит: "Ленин — диссидент". Так вот, поварившись в диссидентском котле, уверенно могу сказать: о товарищах так выражаются в этой среде уж самые последние прохвосты. Майгонис Равиньш, не окончивший среднюю школу, учил меня чувствовать новые оттенки в истории революции.