Понятно, он знал, что «что-то неладно», но, по мнению Разерскилна, «неладное» между мужем и женой не должно было интересовать третьих лиц.
Сообщение Джервэза поразило его как громом, и он спросил в первую минуту:
— Ты с ума спятил?
Выражение почти безумного гнева на лице Джервэза в то время, как он отвечал отрицательно, неприятно поразило Разерскилна.
— Ты хочешь сказать, — медленно спросил он, — что ты разводишься с Филиппой и привлекаешь этого умершего беднягу как соответчика?
— То, что Мастерс умер, не устраняет факта неверности моей жены, — выпалил Джервэз.
— А какие у тебя доказательства? Тебе понадобятся очень веские!
Он не скрыл презрения в тоне.
— Я застал Мастерса в комнате Филиппы в четыре часа утра, и миссис Ланчестер тоже видела его.
— Нора Ланчестер?
Разерскилн высказал свое мнение о Леоноре с большей силой, чем это допускала деликатность, и закончил словами:
— Вот что я о ней всегда думал!.. Неужели же ты в самом деле собираешься развестись с Филь на основании слов такой женщины?
На него не произвело впечатления даже бешеное заявление Джервэза, что Филиппа ничего не отрицала.
Но он пошел к Филиппе, снес ей конфет и большой букет нарциссов и предложил покататься.
Наняв фаэтон у Смита, любовно держа вожжи и пуская лошадей еще и еще раз вокруг парка, он заговорил:
— Джервэз мне все сказал… Я знаю, что это вздор, Филь… Но он чертовски крепко стоит на своей точке зрения… Я задавал себе вопрос, как бы я мог помочь прежде всего тебе… а в конечном итоге и вам обоим?
Разерскилн не смотрел на Филиппу, а остановил свои светлые твердые глаза на лоснящихся спинах великолепных рыжих лошадей, на их блестящих острых ушах.
— Я… я не буду бороться, — вымолвила, наконец, Филиппа, — и я не хочу больше видеть Джервэза… Он может делать, что хочет.
Разерскилн подумал с минуту и сказал:
— Да, но он хочет…
— Джим, я… ты не понимаешь. Это все кончено. Я никогда не вернусь к Джервэзу.
— Но пока он не был таким, Филь, ты ведь любила его тогда?
— Да. То есть я думала, что любила. Он, видишь ли, был первым; и все тогда казалось таким важным и таким, как надо. Это, конечно, звучит глупо, но папа и мама были так довольны, Джервэз был страшно популярен и такой добрый, забавный, милый… правда, он был таким тогда… И, Джим, честное слово, поскольку я умела, я была хорошей женой. Что же касается этого несчастного столкновения во время хоккея, то это была только чистая случайность — ничего больше. У меня было особое утреннее приподнятое настроение; мне было так ужасно хорошо, и я была так счастлива — у меня и в мыслях не было нанести какой-нибудь вред. Но я думаю, что Джервэз никогда мне этого вполне не простил.