Разерскилн и Камилла явились в суд вместе с Филиппой. Разерскилн глядел прямо перед собой, словно совершенно незаинтересованное лицо; Камилла, бледная, с расширенными глазами, дрожала от справедливого негодования.
И Филиппа — тоже вся бледная, совсем еще дитя, если бы не выражение ее глаз.
Джервэз, все еще слегка хромавший, даже не взглянул на нее. Зато она смотрела на него, будто что-то, обдумывая. Неужели она когда-то действительно стояла у алтаря, слушая его уверения в любви и верности? Неужели она лежала в его объятиях, была его женой?.. Это казалось невероятным.
Разерскилн вскинул монокль и уставился на Джервэза, как будто он был выставлен напоказ.
«Он сошел с ума, — думал он. — Сумасшедший или чертовски дурной человек — это почти одно и то же!»
— Ты свободна, — сказал он Филиппе несколько часов позже, ласково поддерживая ее за локоть. — Конечно, пойдем.
Все было кончено: вкрадчивая, слезливая ложь Леоноры, грозное обвинение Джервэза… Защита была очень прямолинейна, но неубедительна ввиду показаний свидетелей. Филиппа была признана виновной стороной; поверенные согласились между собой назначить ей содержание в три тысячи фунтов в год.
— Какая щедрость! — говорили в публике, восхищаясь Джервэзом.
Дикки Ланчестер, ожидавший жену, чтобы отвезти ее домой, чуть не заплакал при виде Филиппы, одетой во все белое; фотографы прессы щелкали справа и слева; она, казалось, не замечала их, идя рядом с Разерскилном к автомобилю.
— Чертовски гнусный поступок, я нахожу! — говорил Ланчестер Леоноре. — Боже мой! Это ж бесчеловечно… он не человек, этот Вильмот.
— Это было все слишком ужасно, — промолвила Леонора и несколько искусственно всхлипнула.
Дикки говорил позже своим друзьям в клубе:
— Моя маленькая женка совсем раскисла. Ужасное положение для нее, ужасное — давать показания! Это чуть не разбило ее сердце… Мне выпала тяжелая доля привести ее в себя сегодня вечером… В общем, ужасная история, а?
Филиппа, возвратившись в дом Камиллы, стояла перед ней на коленях, прижавшись щекой к ее руке, и говорила:
— Ты видишь, мне надо ехать. Я должна, дорогая!
Камилла гладила ее короткие золотистые волосы, рассыпавшиеся по ее рукаву…
— Поедем со мной в Линдхэрст… Я проведу там только конец недели, потом ты останешься одна… я не могу еще пока отпустить тебя далеко.
— Я не могу остаться — прошептала Филиппа. Камилла посоветовалась с Разерскилном.
— Уехать одной!.. Она не сознает этого, Джим, она не имеет ни малейшего понятия! Если бы она могла подождать месяц-другой, пока уляжется этот так сильно возбужденный интерес…