Но дальше так продолжаться не могло. Фелисити, казалось, ненавидела его; ей это состояние надоело.
Он сухо спросил:
— Едем мы в Фонтелон в субботу?
— Ты — как хочешь, — холодно ответила Фелисити, — а я предпочитаю остаться здесь одной, отдохнуть и не ехать в гости, где каждый смеется надо мной, — прибавила она горько.
— Пойдем сегодня вечером в театр.
— Нет.
Сэмми задумался.
— Ты не хочешь ехать со мной, тебе неприятно оставаться здесь со мной, бывать где бы то ни было со мной… Доходит до того, что…
— Однако не можешь же ты устроить мне сцену за то, что я остаюсь дома, чтобы никого не видеть!
— Нет, могу, если ты и меня не хочешь видеть, — констатировал Сэмми. Он утолил свой гнев, он «укротил» всех тех, кого желал, и чувствовал, что это пошло ему на пользу. А теперь он жаждал мира в своих четырех стенах, того покоя, который так необходим всякому, кто после охоты возвращается домой.
Но до мира было далеко и, очевидно, не было даже и стремления к нему.
— Как ты можешь ожидать, что я куда-нибудь пойду, если каждый в городе знает, что ты сделал, в какое невероятно глупое положение ты меня поставил? — внезапно напала на него Фелисити.
Глядя на нее, как бы заново изучая ее, Сэмми вдруг заметил, что она сильно похудела и что ее маленькое личико было страшно бледно, хотя она и была нарумянена… Впервые в нем зашевелилось сомнение… Может быть, он все-таки зашел немного далеко?.. Женщина ведь не выносит, когда над ней смеются; это для нее хуже болезни…
«Надо будет как следует пошевелить мозгами», — подумал он мрачно.
Он интуитивно чувствовал, что теперь было не время для подарков, что ни драгоценности, ни цветы, ни картины не могли бы залечить те раны, благодаря которым Фелисити выглядит такой худой, измученной и озлобленной.
Он внезапно поднялся, подошел и стал возле нее.
— Так что, тебе противно меня видеть? — У нее вырвался сдавленный вздох:
— Ах, перестань, уйди! Оставь меня одну. Ты же можешь, наконец, мне в этом уступить!
Он вышел и отправился прямо к Филиппе, которая — о, чудо! — оказалась дома.
Он нагнулся и поцеловал ее с озабоченно-деловым видом. Он хотел изложить ей свой план, так сказать, «испробовать» его на Филиппе, и находил это очень трудной задачей.
— Флип и я собираемся в Бразилию, — сразу приступил он к ней. — У меня там дела. Ты… гм… наверно, слышала, что у нас разыгрались, если можно так выразиться, несколько бурные события… Вот мне и пришла в голову эта мысль, так как Флип сейчас страшно настроена против меня. Мне кажется, что полная перемена обстановки, среди совершенно чужих людей… Считаешь ли ты мой план хорошим?