Итак, она вернулась, и они вновь будут встречаться… Он вдруг почувствовал ужас и свою полную беспомощность — и все же страстно жаждал встречи.
«Филь, Филь!» — звала его душа.
— Мне было бы лучше уехать, — пробормотал он, — в Кению, к Майлсу.
Майлс снова ему писал: «Порви с этой губящей тебя женщиной, с этой Ланчестер. Где твой здравый смысл? Приезжай сюда, поохотишься за крупной дичью и сколотишь себе деньгу — тут это легко. Дай мне знать о себе…»
Да, хорошо Майлсу ругать его и проповедовать!.. Разве он знал бы о существовании Леоноры, если бы Филь не вышла замуж? А ведь она, Леонора-то, вела себя прилично по отношению к нему, слишком прилично.
Он тяжело вздохнул.
О, жизнь — сплошная путаница: вы любите кого-то, кто вас знать не желает, а кто-то другой любит вас, но для вас это пустой звук…
Какая дрянная, пошлая игра!
Лучше убраться… поехать к Майлсу. Это был единственный исход.
Уехать раньше, чем он снова увидит Филь… Он знал, что денег на дорогу даст ему отец; службу он мог бы бросить хоть завтра, а Ламингтон найдет дюжину парней лучше его, чтобы принять вместо него в свою фирму.
Что ж, попытаться?
Его глаза вспыхнули отвагой, лицо утратило свое безнадежное выражение, и весь он как-то преобразился.
— Клянусь Богом, я так и сделаю! — решительно сказал он вслух. — Я сегодня же дам телеграмму Майлсу и успею попасть на пароход, который уходит двадцатого.
Зазвонил телефон, и чей-то голос спросил:
— Можно вызвать мистера Мастерса?
Тедди, не веря своим ушам, прерывающимся голосом ответил:
— Филь!.. Это я, Тедди. — Он услышал ее смех:
— Ах, Тедди? Как поживаете? Мы так давно не виделись! Знаете, со мной говорила Делил Гармонден. Ей очень хочется собрать немного денег для своего клуба молодых девушек, и она просит нас повторить наш танец, двадцатого этого месяца. Вы свободны? Согласны?
— Да, конечно. А что вы делаете сегодня вечером? Куда вы идете?
— У нас будут гости к обеду. Потом поедем к Альфристонам. Давайте встретимся там и поговорим о репетиции.
— Отлично. Знаете ли вы, Филь, как чудесно снова слышать ваш голос?
— И очень приятно слышать ваш, милый Тедди! Так что сегодня вечером, около половины двенадцатого? До свидания!
Он повесил трубку, подошел к кушетке и опустился на нее, обхватив руками голову.
Сегодня он увидит ее, сегодня… через четыре часа!
Ах, если бы можно было заснуть до того — четыре часа казались ему целой вечностью!
Новый закон о подоходном налоге поглотил все внимание Джервэза; он был лично сильно заинтересован в этом деле и считался авторитетом по некоторым вопросам, которые этот законопроект возбуждал.