— А, вот великолепно! — воскликнула Филиппа при входе Леоноры и Тедди. — Вот и вы! Джервэз, голубчик, миссис Ланчестер и Тедди приехали, теперь мы все в сборе. Тедди, как насчет мороза? Он должен быть.
— Не всегда бывает то, что должно, — быстро ответил Тедди, идя прямо к Филиппе и восторженно улыбаясь ей сверху вниз. — На дворе слякоть, смесь осени и весны.
— Но на Рождество должен быть снег. Это так полагается, — заявила Филиппа.
— Мне кажется, что и без того есть все, что полагается, и все прекрасно, — ответил Тедди.
Он оставался при ней, пока было возможно, не обращая никакого внимания на взгляды Леоноры, которые когда-то так терзали его.
Ничто, казалось, не имело теперь значения; через неделю в это время он будет спешно укладываться в городе. Это будет его последняя ночь. По секрету он сказал об этом Филиппе.
— Мне не хотелось бы, чтобы об этом говорили уже теперь, — сказал он.
Филиппе было жалко, что он уезжает, и она так и сказала ему:
— Мне жаль, и вместе с тем я рада. Что может молодой человек делать в Англии? Ничего. А это — отважное предприятие, это — настоящее дело. Вообразите себе день в Африке (это звучит комично, но мне не до шуток!) — я хочу сказать, возьмите день в Кении. Там или будет труд, довольно тяжелый труд, или охота, или какое-нибудь напряжение, игра мускулов, что-нибудь жизненное… И сравните это с будничным днем в Лондоне!.. Забота о туалете, катанье, обычный завтрак, почти всегда с теми же людьми; в четыре часа закрывается биржа, не так ли? А затем вы свободны, и надо снова одеваться, танцевать или праздно проводить время. У нас свободы нет никакой, тогда как там…
Тедди одобрительно кивнул; он так любил в ней этот живой энтузиазм. Он уже стал бодрее смотреть на жизнь в Кении.
— У вас все выходит лучше… вы всему придаете красоту, — сказал он отрывисто.
Филиппа на секунду была сбита с толку.
— Все это так интересно, — промолвила она с некоторым смущением.
Но Тедди не спускал с нее глаз, в которых светилось открытое, несомненное обожание.
— Филь, — сказал он с чувством, — вы, конечно, не могли не знать…
Филиппа слегка отвернулась; слова Тедди и глубокая искренность, звучавшая в его голосе, не возбудили в ней любви; но сердце ее дрогнуло от неподдельной нежности к нему. Затем она снова обернулась к нему и коснулась на секунду его руки:
— Тедди… я… мне очень жаль… и я польщена, и это меня очень огорчает… И… и, пожалуйста, будемте счастливы.
Он улыбнулся ей милой обезоруживающей улыбкой, совершенно его преобразившей; на мгновение из скучающего светского человека с легким отпечатком рассеянной жизни и душевного утомления на очень красивом лице он превратился в пылкого, бескорыстного поклонника.