Он прошел за ней в неубранную гостиную.
На Мэйбл было алое шелковое кимоно, расшитое золотыми драконами, на ногах бархатные туфли без пяток на десятисантиметровых каблуках, так что она с трудом держалась на ногах. Она курила сигарету, вставленную в двадцатисантиметровый мундштук из поддельного янтаря.
Подойдя к буфету, она достала полбутылки виски, две рюмки и сифон, и сказала:
– Ты настоящий эксплуататор, Терри. Я думаю, что ты пришел узнать, не заарканила ли я Веннера. Нет, еще нет. Я не видела этого парня, и никто не знает, где он. Может быть, все еще подогревает себя.
Она смешала напитки и поставила перед О'Дэем бокал.
Он спросил:
– Как ты думаешь, Мерис знает, где он?
Мэйбл пожала плечами.
– Понятия не имею! Мне их игра неизвестна, твою, может быть, я знаю.
Она дружески улыбнулась.
– Может быть, Ральф решил вообще сойти со сцены, – продолжала она. – От этого всем бы стало легче… особенно тебе. Если ты не считаешь того, что тебе пришлось бы отбиваться от Мерис до конца дней.
О'Дэй сказал:
– Расскажи мне о Мерис. Что произошло, когда ты ее видела в клубе вчера вечером?
– Эту Мерис никогда не поймаешь. Даже ее собственная левая рука не знает, что хочет делать правая.
Мэйбл сделала большой глоток из бокала и продолжала:
– Понятия не имею, что заставило ее прийти в клуб в такое время. Она должна была знать, что там никого не будет. Она пришла прямо в нашу служебную комнату. Там была только я. Она села, угостила меня сигаретой и принялась разглагольствовать о своем муже. Сказала, что до смерти за него беспокоится.
О'Дэй усмехнулся.
– Она, должно быть, первый раз в жизни о чем-то беспокоилась.
Мэйбл кивнула.
– Вот и я так подумала. Мне показалось, что она разыгрывает спектакль. Играет для какого-то зрителя, может быть, для меня. Наверно, она подумала, что ты станешь расспрашивать меня, где Веннер. А может быть, она думала, что я смогу кое-что рассказать ей.
– Что еще она говорила? – спросил О'Дэй.
– Ну, – продолжала Мэйбл, – она сказала, что беспокоится за Веннера и не знает, что у него на уме. Сказала, что он сейчас в таком состоянии, что может сделать что угодно… и кому угодно.
– А что сказала ты?
– Я сказала, что почему бы ей, черт возьми, не разыскать парня и не вдолбить ему в голову нечто разумное. Я сказала, что считаю его жутким простофилей и худшим врагом самого себя. Спросила ее, не знает ли она, где он. Она ответила, что не знает, но ей известно, что на вчерашний вечер у него назначена встреча на двенадцать часов вечера в Палисад-клубе – как я тебе и сказала по телефону. Тогда я спросила ее, почему она не поедет туда и не вразумит его. Она ответила, что нет, она, мол, не собирается этого делать. Прежде всего, он, дескать, чертовски зол на нее, а во-вторых, она не хочет разговаривать с ним ни в каком клубе. Ее устраивает только беседа наедине.