— Шека!.. — вздрогнул Нанас. Он хорошо помнил рассказ дикарки, но только сейчас до него дошло, что она ведь тоже говорила, что родилась в Кеми… И юноша, не удержавшись, спросил: — Так вы были с ней вместе с самого начала?
— Ну да. Ее отец с матерью как-то очень быстро умерли, не выдержали «первобытной» жизни, так что Шеку то одни, то другие подкармливали… Эту девчонку все любили — красивая была, точно кукла. И смышленая — страсть!..
— А как же она стала… такой… ну, жестокой?..
— Как не стать, когда все вокруг такие?.. Без жестокости там было не выжить. Ну и ненависть эта к «цивилизации» так и бурлила во всех, словно в котле. А еще, мне кажется, для нее большую роль сыграл один случай… Это произошло как раз во время той дурацкой атаки на Кемь. Ей лет пять тогда было, ну, шесть, может… Родители ее только-только умерли. Когда на город пошли, она за нами увязалась — плакала очень, с другими детьми не хотела оставаться. И ведь побежала следом, что ты думаешь! А когда ее заметили, уже сеча вовсю шла. А тут ребенок, дело ли?.. Ну и сунули ее в первый же дом, в чью-то квартиру, пустую уже, чтобы под ногами не болталась, да не убили ненароком… И там была комната, где до этого тоже ребенок жил. Много игрушек, какие-то цветные картинки, книжки, что-то из нарядной детской одежды, мягкая кроватка и все такое!.. Шеке это все так понравилось, что она, видать, размечталась: и она когда-нибудь заживет так же, и у нее все это будет… Но вернулись наши, когда в лес убегали — хорошо не забыли еще про девчонку, — и у нее на глазах все это порушили и подожгли. А в ответ на ее истерику ее же потом и наказали, приговаривая, что все это — зло, это — не для «свободных» людей и так далее… После того случая, думаю, ее и перекорежило: вот она, вроде бы, красота эта, цивилизация — протяни руку, и все станет как в детстве, как в Кеми… А только нельзя руку тянуть, запретное это. И детство все равно не вернешь, умерло оно вместе с родителями… В общем, после того дня она изменилась. Что было любовью к прошлому, обернулось ненавистью: если мне этого нельзя, то пусть и никому не достанется!
У Нанаса от этой истории все сжалось внутри. От жалости к маленькой Шеке защемило сердце. Он сразу вспомнил свое собственное безрадостное детство. Он ведь тоже рос без отца, его тоже обижали, издевались и за рыжий цвет волос, и за «глупые» вопросы… Но у него тогда хотя бы была мама! Она могла и приласкать его, и пожалеть…
Между тем Гор рассказывал свою историю дальше. Теперь он говорил отрывисто и сухо, будто не вспоминал, а читал какую-то страшную книгу. Молодой необразованный саам понимал далеко не все из его скупых фраз, но в главном и целом ему все было ясно. Он узнал, как постепенно восстанавливалось и неудержимо росло племя, насчитывающее через десяток лет уже несколько тысяч одичавших людей. В основном это были все те же «отбросы общества», которых не допускали в свои ряды даже бандиты из уцелевших городов, но встречались среди них и ненавистники цивилизации, приверженцы той идеи, что именно технический прогресс да так называемая «культура» привели человечество к гибели.