Месть еврея (Крыжановская) - страница 100

Самуил, как бы не слушая ее, продолжал:

—   От тебя зависит сделать себе сносную жизнь: ес­ли не хочешь слышать неприятных вещей, не подслу­шивай под дверью; затем это первый и последний раз ты смела прийти ко мне спрашивать отчета о моих сло­вах. А теперь ступай к себе, мне нужно работать. До­вольно этой сцены на сегодня.

—  А с меня навсегда довольно того, что я узнала,- глухо проговорила молодая женщина.

Когда дверь закрылась, Самуил сел и облокотился на стол. Все происшедшее было для него новой неожи­данностью. Он считал Руфь слишком ограниченной и боязливой, чтобы не довольствоваться всем тем, что он ей доставил; а она вдруг возмущается, обвиняет, угрожа­ет! В своем слепом эгоизме он не подумал о том, что молодая женщина имела на него свои права, и что он оттолкнул ее жестоко и грубо, чего никогда не позво­лил бы себе в отношении Валерии, как бы та ни была перед ним виновата.

—  Ах, эта проклятая женщина наделает мне еще мно­го неприятностей! — заключил Самуил свои размышления.

Но он ошибся. Руфь приняла известную манеру дер­жать себя и не изменяла ей. Она хранила упорное мол­чание и даже не отвечала мужу, когда в тот же день за обедом он объявил ей, что завтра они едут вместе в оперу. Она только кивнула головой. В последующем не произошло никакой перемены в их отношениях. Руфь оставалась немой и холодной, тщательно избегала при­сутствия мужа, молча сообразовывалась с его приказа­ниями относительно хозяйства, и никогда не нарушала правила, когда он приглашал на какой-нибудь вечер. Он всегда находил ее нарядной и готовой, но безмолв­ной, как механическая кукла.

Сначала Самуил был очень удивлен, но вскоре впол­не свыкся с этим новым образом жизни и даже полю­бил его. Присутствие жены перестало его стеснять, и мало-помалу он снова возвратился к своим холостяц­ким привычкам: ездил один к знакомым, проводил ве­чера в клубе и брал Руфь с собой лишь тогда, когда представлялась какая-нибудь необходимость.

Так прошло почти два месяца. И вот однажды Са­муил получил приглашение от барона Рихарда Кирхберга на большой бал, который тот давал по случаю своей серебряной свадьбы.

Аристократический дом багача барона занимал одно из видных мест в высшем обществе Пешта. Для разъ­яснения некоторых эксцентричностей самого хозяина ска­жем несколько слов о прошлом его семьи. Отец баро­на Рихарда был блестящим офицером. Он с блеском спустил все родовое наследство и вынужден был вслед­ствие этого выйти в отставку. Но не успел Пешт забыть этот скандал, как новое происшествие взволновало весь город. Барон фон-Кирхберг женился на еврейке, дочери темного коммерсанта, скромно прозябавшего в одном из еврейских кварталов, но давшего за дочерью более миллиона. Родственники барона выходили из себя и про­рочили ему всевозможные неприятности, но все жес­токо ошиблись: брак барона принес ему счастье. Моло­дая баронесса, женщина с умом и характером, сумела приобрести и, что трудней, сохранить расположение му­жа. Что касается прежних ее собратьев, она не отверну­лась с презрением от своих, а, напротив, даже покрови­тельствовала им до такой степени, что, наконец, откры­ла свой дом для тех из них, которые заслуживали того своим воспитанием.