— Мой милый, добрый Рауль,— тихо сказала она,— прости, что я напугала тебя, я чувствую себя почти хорошо.
Доктор тоже был доволен состоянием больной, объявил, что всякая опасность миновала и что через две недели спокойствия и отдыха молодая княгиня будет совершенно здорова. Но нельзя было и думать о путешествии, чему Валерия очень обрадовалась. Путешествовать ей вовсе не хотелось. Ее душа и тело нуждались в отдыхе.
Она честно старалась загладить свою вину перед Раулем; со всей энергией, на которую только была способна, отталкивала от себя образ Самуила, гнала всякое о нем воспоминание и была нежна и ласкова с мужем, который с беспредельной любовью ходил за ней, стараясь угадывать малейшее ее желание. Поправилась она быстро и лишь бледность ее напоминала о страшном событии.
Графиня с мужем могли только поздравить себя, что счастливо отделались, и часто навещали больную. Но когда они рассказали случившееся перед свадьбой старому графу, тот вскипел. Безумная страсть Самуила, пытавшегося утопить Валерию, еще более усилила его ненависть к Мейеру.
Ни разу ему не пришла на ум мысль осудить безумную неосторожность дочери. В его глазах во всем виноват был «каналья-Мейер». По этому случаю он чуть было не поссорился с бароном Маврикием, осмелившимся сказать, что виновата Валерия, и что в положении Самуила каждый страстно влюбленный молодой человек поступил бы так же.
Как-то после обеда, недели две спустя после свадьбы Валерии, Рудольф с женой отправились провести вечер к товарищу графа, который жил за городом. Погода стояла ясная, и прогулка доставляла громадное удовольствие. Ехать им пришлось через отдаленное предместье, в глухих и обыкновенно пустынных улицах которого теперь замечалось оживление, слышался говор толпы, мелькали характерные лица и засаленные лапсердаки евреев, густыми массами теснившихся вокруг большого каменного здания. Вереница щегольских экипажей загораживала дорогу проезжающим.
— Что значит это стечение евреев? — спросил у городского сержанта Рудольф, карета которого поневоле должна была остановиться.
— Ваше сиятельство, сегодня богатая свадьба в синагоге,— почтительно отвечал сержант, так как молодой граф Маркош был довольно известен в Пеште.
— Банкир, миллионер Мейер, женится на дочери биржевого маклера Зильберштейна, а так как по этому случаю раздают большие подаяния, то и собралось много народу. Я сейчас расчищу проезд для вашего экипажа. Впрочем, венчание кончилось и выходят.
Онемев от удивления, Рудольф и Антуанетта взглянули на подъезд синагоги, из которой вышел молодой человек во фраке и белом галстуке под руку с молодой девушкой в белом атласном платье с длинной кружевной вуалью.