Дойдя
до Никитских
ворот и выйдя
к началу Тверского
бульвара, я
обратил внимание
на установленный
здесь с месяц
назад памятник
К.А.Тимирязеву
из прочного
темно-серого
камня. Он, надо
сказать, почти
ничем не изменился
с моего времени...
А впрочем, что
ему меняться?
Он же сейчас
новенький, это
в моем времени
ему было под
девяносто лет!
Да, вот и запомнившегося
мне небольшого
скола на одном
из ребер гранитного
постамента
сейчас нет.
Памятник и
тогда производил
весьма неплохое
впечатление,
а сейчас он
являет собой
резкий контраст
со спешно
установленными
в 1918-1919 годах гипсовыми
скульптурами
(большинство
из которых было
весьма сомнительных
художественных
достоинств)
по плану монументальной
пропаганды.
Кажется, практически
ни одна из них
не дожила до
конца нынешнего
года.
Вдоль
бульвара по
присыпанной
снегом булыжной
мостовой с
проложенными
по ней трамвайными
рельсами время
от времени
довольно резво
проносились
лошадки, запряженные
в сани. Изредка,
дребезжа и
позванивая,
проезжали
трамваи, и, пожалуй,
столь же редко
появлялись
автомобили,
пыхая сизым
бензиновым
дымком. Я миновал
биржу труда
с немалой, несмотря
на морозец,
очередью, и
подошел к началу
бульвара, где
возвышался
памятник А.С.
Пушкину ("на
Твербуле у
пампуша" - называла
это место богема
и околобогемная
публика "Серебряного
века"). С двух
стороной памятник
плавной дугой
огибали ряды
скамеек, уже
очищенных то
ли дворниками,
то ли самой
гуляющей публикой
от снега. Впереди,
на той стороне
площади, высилась
колокольня,
входившая в
комплекс сооружений
Страстного
монастыря. Но
не она была
доминирующей
высотой в
архитектурном
ансамбле площади.
По правую руку
от меня, за
невысокими
домишками,
массивным
утесом высился
первый московский
"небоскреб"
- пятнадцатиэтажный
"Дом Нирензее",
где жила с отцом
Лида Лагутина...
Надо
сказать, что
прогулка по
легкому морозцу
и по свежевыпавшему
снегу, только
что сменившему
промозглую
ноябрьскую
погоду со слякотью
под ногами, все
же немного меня
взбодрила. К
наркомату я
подошел уже
в почти нормальном
расположении
духа, перестав
забивать себе
голову вопросами,
решение которых
зависело явно
не от меня. Однако
зарубочку на
память - не появятся
ли у меня желания
и стремления,
вступающие
в диссонанс
с моей натурой?
- все-таки себе
оставил.
Не
прошло и нескольких
дней, как в пятницу,
седьмого числа,
в "Правде"
появилось
сообщение, что
Политбюро ЦК
РКП (б) и Президиум
ЦКК приняли
пятого декабря
совместную
резолюцию о
партстроительстве,
провозглашающую,
как говорилось
в газете, развитие
намеченного
еще сентябрьским
(1923 г.) Пленумом
ЦК курса на
рабочую демократию
в партии. Подчеркивалось,
что резолюция
принята единогласна
- значит, за нее
голосовал и
Троцкий. Ровно
так же, как было
в покинутом
мною мире.