– Надо было письмо написать, – подвела итог Киана, задумчиво изучая отлетевшую от столешницы щепку. – Но кто бы знал… ой-ой-ой! – Щепка, вывернувшись из её рук, шлепнулась на пол и, отрастив несколько пар ног, удрала под стол. – Притворка! Ловите её! Да ловите же её, тупицы!
Мирея и Андреас, следуя примеру подруги, с грохотом, визгом и писком нырнули под стол вслед за щепкой. Тьельги задумчиво оглядел бутерброд в своей руке и добавил на него ещё два куска сыра.
На лице Меченого не дрогнул ни один мускул.
"Руки Тайных… – со всегдашним изумлением подумал про себя Шендже. – Жаль, что боги ментальным даром не наградили, ну да ладно, воображением обойдусь".
– Из наших "старых" в городе должно быть не меньше дюжины, – проговорил убийца чуть более отрывисто, чем обычно – для него это было равноценно гневному рыку. – Собери всех. Завтра, в трактире у Морта. Есть, что обсудить.
– Слухи, например… – приглушенно донеслось из-под стола.
– Те, что любят пухнуть, как тесто на дрожжах…
– Обсудить – это правильно, и как можно скорее…
– Потому что "заколот", "выжжен" и "горе нам, горе!" могут легко перелинять в "вернулся с того света", "мертвяк-шатун", "три гвоздя забить, кровь сжечь", – с каменным лицом заметил Тьёльги и откусил почти половину бутерброда.
Смотреть, как "хвостики" пытаются подражать своему кумиру, было одновременно трогательно и забавно. Хотя понять, шутят они или говорят серьезно, с каждым разом становилось всё труднее.
Шендже кивнул убийце и покорно направился к двери, размышляя, стоит ли искать сапоги, которым жена, как обычно, успела найти "нужное" место, или можно сдернуть с вешалки плащ, нахлобучить на голову шляпу и добежать до трактира Морта в домашних тапочках. Но, перечеркивая его планы, прозвучали тяжелые шаги, дверь, жалобно скрипнув, распахнулась настежь, и в дом с грохотом и сдавленными проклятьями ввалился некто, закутанный в толстую красную мантию с надвинутым на лоб капюшоном.
– Погода хороша, как задница старой шлюхи. И почему ты всегда выбираешь для возвращения такие ночи? – произнес недовольный, но редкостно красивый, звонкий и мелодичный голос. Гость небрежно-элегантным жестом откинул назад капюшон и распахнул полы мантии, отяжелевшие от воды (Меченый аккуратно стер со щеки брызги), и из бесформенного "некто" превратился в хрупкую молодую женщину с шапкой каштановых кудрей и темно-серыми глазами, одетую в тяжелые ботинки на толстой подошве и шелково-кружевное одеяние, видимо, призванное изображать из себя ночную рубашку. – Здравствуй и процветай, Вигмар.