– Это не так уж много для такою решения.
Они оба запротестовали, и обрадованная Бетти без сопротивления лишь из принципа продолжала:
– Вы знаете, что Морин – католичка?
– Это не имеет никакого значения. Мы повенчаемся у священника и у пастора.
Закрыв глаза, мисс О'Миллой вновь услышала такой же ответ, но данный тридцать лет назад. Она продолжала настаивать, не зная, заботится она больше о дочери или о себе:
– В какой вере вы собираетесь воспитывать детей?
– Думаю, что когда наступит время, мы с Морин поговорим об этом и придем к общему решению, как и во всем остальном.
Бетти хотелось бы, чтобы будущий зять проявлял больше решительности. Тогда она была бы уверенной в том, что ее внуки будут ходить к пастору. Но все же она надеялась, что этот хладнокровный парень сумеет быть энергичней, чем была она сама, и что он не позволит своей жене лишить детей Истины.
– К сожалению, мистер Бессетт, убедить моего мужа будет сложней, чем меня. Вовсе не потому, что Пэтрик плохой человек, но он – ирландец с ужасным характером, уверенный, что католицизм – единственно достойная уважения религия, и что хуже всего – он ненавидит англичан!
– Знаете, я ведь не на нем собираюсь жениться!
Этот ответ прозвучал не очень уверенно, и все замолчали, пытаясь представить себе реакцию мистера О'Миллой, когда он узнает, что его дорогая дочь выбрала себе в мужья англичанина. Тогда у Бетги появилась мысль, которая ей показалась гениальной.
– Самое трудное будет поначалу… Вы должны воспользоваться тем, что он за решеткой, и объявить ему о вашем решении. Пэтрик будет в страшном гневе, но зато вы будете в безопасности. Кроме того, у него будет время свыкнуться с этой мыслью, пока он вернется.
Фрэнсис согласился с изысканностью этой хитрости и пообещал привести ее в исполнение с завтрашнего дня. Морин одобрила это решение, надеясь, что администрация тюрьмы не ввела новые правила и что с заключенными можно разговаривать по-прежнему через решетку.
Около одиннадцати вечера Фрэнсис распрощался с хозяйкой дома, чтобы не столкнуться нос к носу с ее сыновьями. На улице небо было красивее обычного. Засунув руки в карманы и весело насвистывая, он пошел домой, даже не обратив внимания на машину, которая с выключенными фарами тихо последовала за ним.
На радостях Бессетт решил добраться пешком до Пиерхеда и гам сесть на автобус. Он пошел вдоль доков. Опасность он почувствовал, лишь услышав рев мотора за спиной. Он обернулся и вскрикнул от ужаса при виде мчавшейся прямо на него машины. Страх, казалось, пригвоздил его к месту. И все же инстинкт самосохранения оказался сильней, и когда машина была уже менее, чем в пяти метрах от него, он отпрыгнул в сторону, ударился о стену дома и упал возле нее. Пока машина, проскочив мимо, разворачивалась на перекрестке, чтобы вернуться обратно, Фрэнсис поднялся и бросился бежать изо всех сил. Он сворачивал за каждый угол, надеясь встретить случайного прохожего, который защитил бы его, но никто не встречался, а машина снова была уже близко. Она догнала Фрэнсиса на Грейсон Стрит. В этот раз он отпрыгнул в сторону слишком поздно, машина задела его крылом, и он покатился по земле. Громко взвизгнув тормозами, машина остановилась. Из нее выскочили двое мужчин и бросились к нему. Бессетт попытался подняться, но тот, кто повыше, в котором он успел признать человека в клетчатом костюме, ударил его ногой в подбородок. Прежде, чем потерять сознание, он успел в последний раз крикнуть, призывая на помощь, и ему ответил полицейский свисток.