— Я дипломат, и по виду я не отличу настоящую гранату от хлопушки.
Конни усмехнулась. Каждое его слово, как ни странно, звучало весьма разумно. Ник продолжал рассуждать здраво и в возвышенно-пьяной манере. Конни была готова заплакать.
— Оказавшись вне бункера, — продолжал Ник, — я увидел вас, вы лежали на земле лицом вниз. Вам ничего не угрожало, и я решил найти и подогнать джип, который, я знал, должен был быть где-то поблизости. И все это лишь для того, чтобы мы могли побыстрее смотаться.
Конни стиснула резную рукоятку кольта так, что рисунок отпечатался у нее на ладони.
— Как ты можешь сейчас так спокойно нам все это рассказывать?
— Ты здесь, со мной. Все мы на свободе. Все отлично, дорогая!
— Я чуть было не застрелила тебя! — она вдруг осознала, что перешла на крик.
В груди у нее болело, желудок переворачивался каждый раз, когда джип встряхивало на малейшей кочке, попадавшейся на дороге, а их было предостаточно.
Но Ник продолжал улыбаться. Он расцепил ее пальцы, взял у нее кольт и обнял за плечи.
— Все закончилось!
— Да, — ответила Конни, уткнувшись лицом ему в грудь.
И все это он совершил ради нее! Но больше она не позволит ему подвергать себя опасности ради нее! И любить себя она тоже ему больше не позволит! Они расстанутся, потому что такая сумасшедшая любовь, как у них, никого еще не доводила до добра, тем более на этом маленьком острове сплошных революций.
— Твой отец будет спать сегодня в моем номере, — сказал Поль.
Они стояли перед дверью ее комнаты в отеле «Империал».
— Тебе надо отдохнуть хорошенько, Конни!
— Отдохнуть?
Конни не была уверена, что вообще хоть когда-нибудь она теперь сможет успокоиться.
Они подвезли Ника к британскому посольству, но она даже не попрощалась с ним. Она не могла и не хотела говорить с ним.
— Конни! — Поль стер пальцем обувной крем с ее лица. — Если уж мне не суждено быть твоим мужем, то лучше Ника Этуэлла никого не найти.
Позволив обнять себя, она улыбнулась ему, вошла в свой номер и направилась прямо в ванную комнату. Она смыла с лица крем, стянула свитер, оставшись в простом сатиновом лифчике, когда до ее слуха донеслись из коридора низкие мужские голоса. Дверь в ее номер открылась и закрылась. Ему не надо было ничего говорить ей. Конни и так знала, что пришел Ник.
Она закрыла лицо полотенцем, будто оно могло удержать рвавшиеся из нее слова. Она вернула отца и потеряла мужчину, которого любила и любит. И все это за одну ночь! Какое сердце выдержит?
Когда она вышла, он сидел за столом, закинув ногу за ногу и небрежно положив руку на спинку стула. Он, видимо, только что принял душ, волосы его были мокрыми и блестящими. Он был в белоснежной рубашке и желтовато-коричневых брюках.