Уиткрафт снял очки.
— Мне пришлось немного порепетировать перед тем, как зачитать его прессе, Джордж.
Конни не успела выплеснуть свое негодование, потому что Джордж успел поднять руку, чтобы опередить ее:
— Помните его записку, оставленную для меня? Он спланировал все заранее и, повторяю вам еще раз, он знал, на что шел.
Конни почувствовала, что ее охватывает знакомое ей ощущение собственного бессилия. Тогда, в номере отеля, после того, как они отзанимались любовью, Ник сел за стол и спокойно выписывал какие-то материалы из прессы, уже зная о том, что скоро его жизнь будет в опасности.
— Он любит вас, — сказал Джордж.
Его тихие слова вкрались в ее разноголосые мысли, и она вздрогнула.
— Возможно это послужит вам некоторым утешением.
— Не послужит!
Ее ноги дрожали, когда она шла к двери. Ей нужно хорошенько подумать. Пойти в отель и убедиться, что отец там, на свободе.
Но в сущности для нее ничего не изменилось. Теперь она не сможет успокоиться до тех пор, пока другой человек, которого она любит, не перестанет быть заложником.
Поль взял ее за руку, когда они спускались по мраморной лестнице посольства. Ник однажды нес ее на руках по этой лестнице. Однажды он прикрывал ее тело своим от пуль и осколков. И он любил ее здесь, в этом здании, так нежно и так пылко! Ей не нужно его самопожертвование. Она его не примет. Она будет бороться. Должен же быть какой-то выход!
— Мисс Хэннесси! — ласковый голос позвал их, когда они были уже на ступеньках выхода из посольства.
К ним шел Джордж.
— Я хотел бы возвратить вам записку Ника.
Конни положила конверт в сумочку.
— Это все?
— Он не оставил вам никакого выбора. Я знаю, он хотел, чтобы вы побыстрее уехали отсюда.
— Вы же знаете, что я этого не сделаю, пока он не окажется на свободе.
Улыбнувшись, Джордж кивнул:
— Мы не всегда делаем то, что должны делать, — он поклонился и вернулся в посольство.
Конни произнесла слово, услышав которое, ее бывший муж разинул рот.
— То же самое ты могла бы выразить как-нибудь по-другому, Конни!
Она закрыла глаза, прислонилась к нему и чуть не рассмеялась.
— Сквернословие раньше мне не было свойственно, ты прав.
— Ну и что мы теперь будем делать с твоим чокнутым дипломатом?
— А что ты думаешь?
— Ну, и каковы результаты? — Они вернулись в отель, и Конни ни о чем не могла говорить без слез.
— Тебе теперь надо хорошо отдохнуть, папа.
— За десять лет я уже хорошо отдохнул, теперь же я хочу действовать!
С этим Конни не могла не согласиться. Она вышагивала по комнате, беспокойная, яростная, убитая горем, все сразу.
— Тебе записка, — сказал Билл Хэннесси, когда она более менее пришла в себя.